«То же самое можно сказать и об Эрике», – подумала Кади.

– Милашка – самое мягкое прозвище, которое мне давали. Меня регулярно поколачивали. Я не мстил. Во-первых, насилие противоречит моему внутреннему духу, а во-вторых, я знал, что большинство физических стычек проиграю. Я не был тогда таким высоким, как сейчас. Поэтому я их игнорировал, надеясь, что им наскучит и меня оставят в покое.

Кади внимательно слушала, опустив взгляд на раскрытую страницу.

– Я был не по годам развит, но наивен. Все знания о жизни были почерпнуты из увлекательного чтения журналов для мужчин. Привыкнув, что мое любопытство вознаграждено, я написал об этом в письме домой. Мать позвонила директору лагеря, который, в свою очередь, спровоцировал разгон порнографии по всему кампусу, и меня заклеймили предателем. Я спокойно спал в кровати, как вдруг какие-то мальчишки растолкали меня и выволокли из домика. Один натянул мне рубашку на голову, чтобы я не мог ничего видеть, и они повели меня, спотыкающегося, в полуночный лес.

Наконец, мы остановились, и меня сшибли на землю. Ударившись руками и коленями о мерзлоту, я понял, где мы. Ледник.

У Кади от холода заныли зубы, а Роберт продолжал:

– Меня раздели догола. Вожак держал ведро с чем-то, я боялся, что это вода, но лучше б это была действительно она. В ведре была зеленая краска. Двое схватили меня за руки, чтобы я не мог прикрыться. Потом подлый удар исподтишка в живот заставил меня согнуться пополам. Они облили краской мне…

Его голос затих, но он мог и не продолжать. Горячий румянец на щеках подсказал Кади, как именно Роберт был унижен.

– Они сказали, что это для привлечения таких же мальчишек, «как я». Меня оставили там, голого, заперев дверь снаружи. Я провел в леднике всю ночь.

– Какой ужас!

– Скорее всего, им рассказал мой сосед по кровати. Он, пожалуй, был моим единственным другом и единственным, кто знал о письме домой.

– Он тебя предал.

– Или просто сболтнул. Есть такое понятие, как непредвиденные последствия. Но это меня изменило. Преподало ценный урок: дабы грех породить, достаточно единственной ошибки.

У Кади побежали мурашки. Она уже слышала эти слова…. У шепчущей стены за Север-холлом. Выходит, с ней говорил Роберт, а не Никос.

На стол перед книгой шлепнулась стопка бумаг, заставив Кади подпрыгнуть.

– Два раздела, в общей сложности тридцать три студента, каждый с четырехстраничным набором задач, равны ста тридцати двум страницам, за которые я должен выставить оценки завтра к одиннадцати. Смогу ли я? – Никос рухнул на стул напротив, совершенно бессильно свесив руки.

Кади пыталась выбросить из головы рассказ Роберта.

– Звучит серьезно.

– Не для меня. Это экстра-математика. Для детишек.

– Я думала, все ассистенты преподавателей – аспиранты.

– Как правило, да. Но иногда профессора нанимают продвинутых студентов, особенно для таких предметов, как математика.

– Ты разве не по физике?

– Концентратор, выражаясь по-гарвардски, по физике. Как ассистенты-преподаватели. Если мы не так уж отличаемся, как людям узнать, что мы элита?

Он пафосно снял колпачок с красной ручки.

– Прежде чем начнешь. – Роберт подал Кади идею. – Я тут еще подумала об Эрике. Что насчет соперников по учебе? Они точно должны были быть, раз он шел на премию Бауэра.

– Но он так и не подался.

– Да, но этого никто не мог предвидеть. И Прокоп, крутой профессор, стала его куратором. – История Роберта отдавалась эхом в голове. – Эрик был любимчиком преподавателя, людям такое не нравится, они завидуют. Может быть, это и есть ниточка к тому, кто это сделал? У кого Прокоп теперь куратор?

– У меня, – усмехнулся Никос.

– О! – Кади покраснела. – Я не знала.

– Мой Бауэровский проект требовал экспериментальных исследований этим летом, Прокоп лучше всех подходила по материалу, поэтому я перешел. Но я знаю, что Эрик бы одобрил. Мы с ним всегда делали друг друга лучше.

– Конечно, я понимаю. Но кто-то не из его друзей, кто-то мог затаить на него обиду, ты можешь кого-то припомнить?

Никос тяжело вздохнул, раздувая щеки.

– Никто конкретно на ум не приходит. На физическом факультете не так громогласно заявляют о своей конкурентоспособности, как, скажем, на математическом. Эти животные на самом деле рвут друг у друга конспекты, но в физике существует иерархия. Я бы не сказал, что Эрик был вожаком, но он был любимцем кафедры.

– Он был любимцем Прокоп?

– Она выбрала его из многих – она очень востребованный профессор, как ты и сказала. Так что, безусловно, она в него верила.

Кади неуверенно глотнула воды, не зная, скольким можно поделиться.

– Я ходила на одну из ее лекций, чтобы поговорить об Эрике. Она сказала, что ей было очень тяжело, когда пришлось его уволить. Но потом я пообщалась с Мэттом, его соседом по комнате, и он рассказал, что Эрик называл ее Мика, что они проводили кучу времени вместе и – внимание – она его не увольняла. Он сам ушел.

Кади ждала, что Никос будет шокирован, но он воспринял все спокойно, и она поднажала:

– А когда он уволился, Прокоп приходила к ним в комнату и умоляла его с ней поговорить.

Ноль реакции.

– Да ладно тебе! Как часто профессора бегают к студентам домой для разговора?

Никос пожал плечами:

– Она была так же разочарована, что он бросил проект на Бауэра, как и я. Что касается «Мики», то многие обращаются к профессорам по имени. Это такая форма позерства, чтобы казаться на их уровне. Ты не говоришь: «Меня консультирует профессор Лемке», ты скажешь: «Мы с Питером работаем над…». Это не обязательно много значит.

– Но как ты объяснишь, что она солгала насчет его увольнения?

– А разве не более вероятно, что Эрик солгал насчет увольнения? – мягко проговорил Никос. – Она консультировала его по Бауэру. После того как он отказался подаваться, какой ей был резон держать его в научных ассистентах?

Это был тот самый вывод, к которому и Кади сначала пришла, и сейчас, от Никоса, он звучал еще более разумно. Но она не могла не признаться, что в глубине души верила Мэтту.

– А если у Прокоп были еще причины оставить Эрика?

– Например?

Кади наклонилась над столом:

– Мэтт считал, что Эрик влюблен в Прокоп. Могла она ответить ему взаимностью?

Никос повторил ее движение:

– То есть роман?

Кади приподняла брови. Никос с громким хохотом откинулся на спинку стула.

– Только если у Прокоп нет фетиша на неуклюжих рыжиков, конечно, я не думаю, что твой брат отхватил себе хичкоковскую блондинку факультета. Чтобы окрутить профессора, да еще такого, требуются серьезная ловкость и профессионализм. Эрик был гениален, но не профи. – Никос снова рассмеялся, привлекая внимание нескольких человек, сидевших поблизости.