И Кади решила, что не будет отбирать у отца этот подарок. Он заслужил эту нежность, даже если она была ненастоящей. Сама она получила то, что хотела, – подтверждение, что профиль отца настоящий. Ответы на остальные вопросы придется искать самой.

– Но я с радостью добавлю тебя в друзья. Мне нужны твои фотографии тоже, раз мы больше не живем под одной крышей. Ты об этом хотела поговорить, пирожочек?

– Родительские выходные, – вынырнула из подсознания Кади. – Я недавно пересылала тебе письмо, но они скоро, что-то типа следующих выходных. Так что вам, ребята, надо бы забронировать отель, если вы еще не успели.

– Ой, дорогая, я хотел поговорить об этом лично, когда ты была дома, но потом вечер… – Еще один шквалоподобный вздох. – …перестал быть томным, и все встало с ног на голову. Как бы то ни было, мне очень жаль, но я вдруг понял, что родительские выходные совпадают с выездом партнеров моей фирмы. Комитет управления будет голосовать за новых партнеров, и это никак нельзя пропустить. Я думал приехать на один выходной, но место встречи далеко, в Болтон-Лендинг, так что подразумевается сидение в деревенских креслах с людьми слишком старыми и толстыми, чтобы гулять пешком, поэтому думаю, что ничего не выйдет.

– А, – Кади попыталась скрыть разочарование. – Ничего страшного.

– Я понимаю, мы увиделись, и тебе, возможно, от этого немного легче. Но мне очень жаль пропускать возможность приехать. Претит сама мысль, что ты там одна, без никого.

– То есть мама тоже не приедет?

– Она еще не решила окончательно… но я бы не стал возлагать надежды.

Кади замолчала. Еще минуту назад родительские выходные были не более чем предлогом для звонка домой, но теперь ей стало по-настоящему грустно. Она беспокоилась, как будет справляться с матерью без отца, но теперь вместо облегчения ее захлестнул гнев.

– Она никогда не смирится, что я здесь.

– Смирится, но не сейчас. Просто место хранит такие ужасные для нее воспоминания.

– А для тебя?

– Мы заменим их новыми, правда?

Кади молча кивнула, комок в горле мешал говорить. Отец все еще считал, что она восполнит потерю Эрика. Это еще хуже, чем мнение матери, что она никогда не сможет этого сделать.

– Я должен сказать еще кое-что, – продолжил отец. – Отныне лучший способ со мной связаться – звонить на мобильный или на обычный рабочий. Не домашний.

– Почему?

– В последнее время я взял себе почти двойную нагрузку и провожу больше времени в городе. Поэтому решил снять квартиру.

– Погоди, ты переезжаешь? – поразилась Кади.

– Не навсегда. Просто чтобы немного выдохнуть.

– Чья это была идея?

– Моя.

– А мама что думает?

– Никто из нас не рад такому исходу, но это решение мы обсуждали. Я бы предпочел оставить подробности между нами.

– Ты от нее уходишь? – Голос Каденс дрогнул на последнем слове.

Прозвучало как реплика из фильма, а вовсе не вопрос о ее собственных родителях.

– Все не так просто. Мы с твоей мамой дали друг другу обещание, которое свяжет нас гораздо глубже, чем общее жизненное пространство.

Кади охватила паника:

– Мама не сможет одна.

Они не могут оставить ее оба!

– Когда-то нам всем приходится учиться. – Голос отца внезапно охрип.

– Но как ты можешь?! – Чувства Кади, всегда защищавшей отца и обижавшейся на мать, диаметрально изменились. – После всего, что мы прошли, она единственная, кто понимает. Ты собираешься встречаться с другой женщиной, которая не знает Эрика? Даже не подозревает о его существовании?

– Эй, эй, эй, притормози. Я не собираюсь встречаться с женщинами. Мы не собираемся разводиться. Но я пытаюсь двигаться вперед и не могу этого сделать под одной крышей с твоей матерью сейчас.

– Почему? Потому что она напоминает тебе о нем? Потому что все еще грустит?

– Нет, все не так.

– Ты как будто хочешь его стереть. А мама постоянно напоминает, так что теперь тебе придется стереть и ее тоже. А я? Мне тоже все еще грустно, я все еще по нему скучаю. И я на него похожа! Меня сотрешь следующей?! – Кади уже кричала. – Никак вам не угодишь! Мама никогда не будет счастлива, потому что я не он, а ты не будешь, потому что я слишком на него похожа.

– Каденс, послушай меня, – тихо и твердо произнес отец. – Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить. Ты мое дитя, самое дорогое в моей жизни, и я сделаю все, все, что угодно, чтобы тебя защитить. Но мы с твоей матерью попали в ситуацию, которая темна и ядовита. Оказалось, я не тот человек, каким себя всегда считал. И сейчас мне нужно немного времени и пространства, чтобы подумать. Чтобы я смог посмотреть в зеркало и снова увидеть там себя.

– Сейчас не время расставаться. Трудные времена должны сплачивать семью, – сказала Кади срывающимся голосом.

– Мы уже давно не были вместе.

Кади притворилась спокойной, чтобы отец ее отпустил. Но по окончании разговора волновалась так сильно, как никогда в жизни. Она поднялась, нерешительно положила руку на входную дверь комнаты и вдруг смутилась, что соседки могли услышать ее, когда разговор перешел на повышенные тона. Но, наверное, было неслышно, понадеялась Кади.

Она толкнула дверь. На футоне не осталось ничего из учебных материалов Андреа, а дверь ее спальни была закрыта. Как их с Раджу спальня, а музыка оказалась выключена. Значит, все слышали и сбежали от неловкой ситуации, что даже порадовало бы, если бы не необходимость забрать из комнаты вещи.

Она глубоко вздохнула, но напряжение никак не уходило из груди, наоборот, росло.

Кади никогда еще не была так внимательна и сосредоточена на уроке французской литературы, только ее внимание было направлено не на мадам Дюбуа, а на девушку в военной форме цвета хаки.

Ли Дженнингс сидела на один ряд впереди и на два места слева, и Кади не сводила с нее глаз на протяжении всей лекции. Ли была невысокой и плотной, едва ли выше пяти футов двух дюймов. Кади разглядела, что она обкусывает ногти – едва ли не единственное у Ли слабое место. В остальном она производила впечатление серьезного человека – уголки рта естественно опущены книзу, твердый взгляд за стеклами очков без оправы. В ней угадывалась азиатская кровь, по крайней мере наполовину, каштановые волосы слегка вились на висках, несмотря на плотно собранный пучок. Кади прикинула, сможет ли девушка узнать в ней сестру Эрика, как это сумел Никос, и убрала волосы с плеч на спину, как будто это могло скрыть их цвет. Но Ли смотрела прямо перед собой, на доску, где мадам Дюбуа писала что-то про лейтмотивы «Красного и черного» Стендаля витиеватым почерком.

Занятия велись исключительно на французском языке, и для того, чтобы следить за лекцией, требовалось сосредоточиться. Мадам Дюбуа повернулась задать аудитории вопрос, который Кади про себя перевела: