– Ой, да ничего страшного, – Никос не смог скрыть разочарования.

Кади быстро собрала вещи, и он поднялся, чтобы обнять ее на прощание.

Прижав Кади к себе, Никос произнес:

– Не забывай, что себя надо беречь, ладно?

Кади кивнула ему в плечо.

Но она уже планировала следующий шаг.

Кади постучала в дверь комнаты Киркленд H-42 и стала ждать, пытаясь языком отлепить пересохшие губы.

Открывшая дверь девушка носила очки с толстыми стеклами и плотно зачесывала светло-каштановые волосы назад. На бледном личике выделялся только красный блестящий нос.

– Да?.. – спросила она и тут же громко высморкалась в салфетку.

– Я ищу Ли, она дома?

– Нет. – Теперь девушка откашляла что-то в салфетку.

– О, – Кади прочистила горло, борясь одновременно с сочувствием и отвращением. По дороге сюда она придумала план на случай непредвиденных обстоятельств. – Меня зовут Джули, у нас с Ли французский общий, и она в моей проектной группе. Могу я оставить ей кое-какие бумаги? Она должна написать заключение для нашей завтрашней сценки.

– Хорошо, проходи. – Девушка повернулась, и Кади увидела, что у нее длинная коса. – Ее комната – вторая дверь налево.

Кади поблагодарила, и девушка вернулась в кокон из одеяла и салфеток, разбросанных по футону. Кади с тихим щелчком закрыла за собой дверь спальни Ли. У нее не было четкой цели, кроме как получить представление о живущей тут студентке. Но чтобы она ни искала, это легко обнаружить. Комната Ли была по-спартански безупречной, как будто девушка уже состояла на службе в армии.

Старые деревянные полы были голыми и чистыми, а кровать застелена на больничный манер. Кади оглядела стол в поисках хоть какого-то ключа к понимаю обитательницы этой комнаты, ежедневника, хотя бы стикеров. Но поверхность столешницы была совершенно пустой, за исключением большого монитора и шнура для ноутбука. Кади разочарованно заключила, что ноут Ли носила с собой. Единственные личные свидетельства – развешанные по стенам фотографии. Не ее собственные, семьи или друзей, а ровные ряды черно-белых снимков птиц в полете. Гуси летят клином над рекой Чарльз. Голуби дерутся за кусок хлеба. Кардинал, лишенный своего кроваво-красного цвета, вот-вот сядет на ветку.

Ли – одинокий человек, подумалось Кади. Или завистливый. Хотя Эрику было сложно завидовать на эту тему, он хорошо себя изолировал. Но у него был Мэтт, и Никос тоже, хоть они и претендовали на Бауэра одновременно. Может быть, для Ли, будущей военной, все становилось ступенью к новому званию, битвой кто кого. Может, это послужило мотивом для онлайн-атаки на Эрика? Выбить его из соревнования? Ли могла не знать, что он уже и так почти на грани.

Взгляд упал на книжную полку, где лежал «Никон-460» с телеобъективом рядом. Кади подняла камеру и принялась пролистывать фотографии на экране: птицы, птицы, снова птицы. Затем фото затылка белокурой женщины, сделанное издалека, по-видимому, без ведома объекта. Кади прощелкала серию снимков, показывавших в обратном порядке выходящую из машины женщину. Она продолжала, надеясь, что хоть на одном будет лицо. С каждым нажатием кнопки голова женщины поворачивалась все ближе, ближе. Бип-бип-бип.

Кади ахнула.

– Что ты делаешь? – в дверях спальни стояла соседка Ли. – Ты сказала, что тебе надо что-то оставить. Не трогай камеру.

Кади выключила фотоаппарат и вернула его на место.

– Прости, я только посмотрела.

– Тебе пора на выход.

Соседка Ли вывела ее из комнаты и захлопнула входную дверь. Кади застыла, на мгновение ошеломленная, на площадке четвертого этажа перед головокружительной лестницей. Внутри кипел адреналин, но вовсе не из-за того, что ее поймали.

Почему Ли Дженнингс фотографировала профессора Микаэлу Прокоп?

Ранджу тихонько похрапывала сверху, а Кади лежала в постели, щурясь от яркого экрана телефона в нескольких дюймах от лица. Она рассматривала каждую деталь присутствия Ли Дженнингс в социальных сетях. К сожалению, еще вначале, только увидев страничку Ли в Лоуэлл-Хаусе, Кади не ошиблась: там было не так уж много интересного. Кади подумала, что напала на золотую жилу, обнаружив страницу Ли в Инстаграме открытой. Но там было только ее хобби – фотографии. Они не показались Кади особенно хорошими, но она пребывала не в настроении для снисходительности. Крайне редко на снимках Ли встречались люди и практически никогда она сама. Самым близким к селфи было фото отражения в разбитом зеркале, прислоненном к знаку остановки. Большую часть лица Ли закрывала все та же модная камера, которую Кади нашла в комнате. Все, что видно, – один темный глаз над надменно-высокой скулой и половину пухлогубого рта. Девушка не улыбалась.

Яркий свет экрана стал нестерпимым, Кади зажмурилась, потирая зажирнившуюся кожу лба, в котором занималась головная боль. Что Ли имела против Эрика? Кади задавалась этим вопросом. Зачем преследовать ее брата?

– Не его, – ворвался в мысли голос Билхи. – Кого-то другого.

Глаза Кади распахнулись. Она не видела ничего, кроме темноты спальни, но понимала, что не одна.

– Если кто-то выдает себя за вашего брата, значит, метят не в него. Маску надевают не для того, чтобы обмануть саму маску. Ее надевают, дабы обмануть кого-то другого. Так что лучше задать вопрос – кого ходят обмануть?

Да. Кади слишком сосредоточилась на защите Эрика. Кого должен был провести профиль самозванца?

– Я расскажу историю. Несколько месяцев назад в Кембридж-виллидж приехал незнакомец, мистер Бристоль, в поисках кого-то, кто мог бы помочь его больному сынишке. Я говорила вам, что знаю индейскую медицину. Я решила, что смогу помочь, и Холиоки меня отпустили. Мистер Бристоль посадил меня в коляску, хлестнул лошадь, и мы помчались так быстро, что мне казалось, колеса вот-вот отвалятся. Но когда мы добрались до его дома, было слишком поздно. Ребенок был мертв уже несколько часов. Его кожа побелела, как мука, но мать не отпускала его и не подпускала никого, кто попробовал бы его отобрать. На меня она даже не взглянула. Я оплакивала ее горе всю дорогу домой. Этот мальчик Бристоль, единственный их сын, очень напомнил мне моего. Илай того же возраста, те же мягкие кудряшки. Я словно увидела призрак своего ребенка. – Ее голос стал тише. – Я не могла дождаться, когда окажусь дома и смогу убедиться, что с ним все в порядке, когда его обниму.

И тогда же я поняла: если миссис Бристоль увидит моего мальчика, она не будет раздумывать, она его заберет.

– То есть?

– Илай никогда не будет в безопасности рядом со мной. Но Бристоли подумают, что их молитвы были услышаны, если Илая найдут на пороге их приходской церкви. Драгоценный белый ребенок, мальчик-сирота, такой же, как тот, которого они потеряли, и которому нужен дом.