Сейчас эта женщина выглядела спокойной и задумчивой: никакой Ядовитой «дикости», никакого вызова. Даже татуировки, украшавшие половину ее лица, были изящны и сдержанны. Высокий лоб, небольшие пронзительные глаза, четкие скулы, нос с небольшой горбинкой и вертикальные морщины, что обычно образуются у людей от слишком напряженной мозговой деятельности, – все черты выдавали в ней образованную, умную женщину.

– Полагаю, наши цели преследуют одно и то же, – заявила она, закинув ногу на ногу и с этого момента начиная оправдывать предубеждения о людях с островов Тари Ашш.

Скольра когда-то слышал, что Ядовитым из рук вон плохо даются языки: дескать, уж слишком их наречие отличается от других. Но Саир говорила на удивление правильно, и лишь небольшой акцент выдавал ее происхождение.

– Одно и то же? – невозмутимо спросил Могир. – Вполне может быть. Чего вы добиваетесь?

– А как вы думаете? Влияния. Реорганизации Одельтерской Империи. Независимости и главенства прав человека. И, я уверена, вашей партии такие идеи не чужды. Если не сказать иначе…

У Старшего вдруг заколотилось сердце: Всеведущие подери, да на Ядовитых островах растут собственные освободительные настроения! За такой подарок главный освобожденец был способен отдать многое.

– У нас есть сильные союзники, – продолжала женщина, – которые смогут помочь и вам. Поэтому нам всем стоит объединить силы… Это и есть та важнейшая задача, которую нам следует решить в ближайшее время.

Саир Таш'Ахес была права: и Ядовитые острова, и «Освобождение» преследовали цель свержения правящей элиты; в случае удачи одни получат независимость, а другие добьются порядка в своем государстве. Делить им было нечего.

– Согласен. Мы должны помогать друг другу, а в самые опасные моменты действовать вместе.

– Именно. Но на всякий случай спрошу вас, Могир: вы уверены в этом?

– Разумеется, – не колеблясь, ответил Старший.

– Добро! Отныне, уважаемый Скольра, знайте: однажды мы призовем вас и ваших людей. И когда мы сделаем это, вы без промедления встанете на нашу сторону, – строго сказала Саир.

– Согласен. Но все может случиться наоборот: в один прекрасный день «Освобождение» станет тем, кто первым запросит о помощи.

– Однако ваша партия должна оставить нам доказательства, – произнесла Ядовитая женщина с неопределенной интонацией; затем она поднялась с кресла.

Старший недоумевал: обычно переговоры считаются завершенными, если обе стороны ставят свою подпись на документе. Валидно только письменное соглашение. Но какие бумаги могут скрепить подписью повстанцы?

– Только скажите, как это сделать, – скрывая свою растерянность, развел руками Скольра.

– А как могут договориться мужчина и женщина, стоящие по разные стороны баррикад? – с усмешкой произнесла княгиня Таш'Ахес. – Вы станете моим любовником. Прямо сейчас.

Могир не смог сдержать удивленный возглас.

– Но не думайте, что я пребываю от этого в первобытном восторге. Такой способ есть лучшая гарантия, но не более, – добавила Саир.

Разум Старшего невольно пришел в экзальтацию: женщина была невероятно находчива! Став любовниками, они никогда не смогут донести друг на друга правительству Одельтера. Имперские чародеи способны определить связи между людьми, и, возжелай Могир сдаться властям, на него непременно повесили бы совращение имперской (пусть даже формально) женщины и мошенническую вербовку для нужд партии. Саир же за сношения с объявленным врагом просто расстреляли бы.

Так или иначе, но в тот день эти двое стали связаны. И отныне были вынуждены действовать вдвойне осторожно.

Старший прибыл на встречу вечером. Когда он отправился обратно, послерассветное солнце из-за верхушек деревьев неторопливо пробивалось к своей полуденной точке и заполнило холодную лазурь неба своим мягким, бархатным светом.

Ноябрь 889 года, начавшийся для Империи Одельтер со скандала международной величины, проходил в слишком печальном ключе: пикантные подробности вылетали из-под рук следствия прямо на злые языки массы, и это порождало бесконечные слухи, толки и сплетни. А последние держались в пределах страны не прочнее, чем пожелтевший лист на березовой ветке. Впрочем, так часто случается, когда за дело берутся не самые щепетильные люди.

И потому злополучный ноябрь, начавшийся с карамболя[46], имел неплохие шансы им же и закончиться. Во избежание подобного конфуза император принял решение лично воззвать к каждому, кто хоть немного имел отношение к государственному расследованию возгораний. Государь намеревался сделать это 13 ноября 889 года эпохи Высокомерия, ровно в десять часов утра, все в том же гротескном замке Веарно.

Хуже, чем в тот день, Ресильен де Брольи не выглядел никогда. Под глазами его расплылись темные пятна, щеки впали, лицо осунулось и будто выставило вперед красивые прежде скулы. От нервного напряжения потрескались губы, а истончившиеся ногти изошли белыми отметинами. Даже одежда не красила Ресильена: выбранный им невзрачный, насколько это возможно для монарха, китель смотрелся слишком темным, цвета маренго[47], а отлив на нем был омерзителен. Серые блики, надо сказать, жили на этом кителе своей жизнью, и сегодня они предпочли быть безобразными. Под стать самому государю.

Ранним утром император щедро угостился кларетом, выгнал пожаловавшего в опочивальню камердинера и накричал на свою жену. А когда супруга начала задыхаться (ибо от потрясения у нее тут же обострилась астма), рассерженный больше прежнего государь перевернул журнальный столик с газетами. Следующие несколько часов он безвылазно провел в своем кабинете.

И поскольку в тот день Ресильен де Брольи мало заботился о своей репутации, и в особенности о том, что подумает о нем Державный совет, на вызванных внеурочно чиновников он ревел медведем.

– Скольра ускользает из Лю Кашо, когда он не был в состоянии даже и пальцем пошевелить! Его не могут найти в Найтерине, напомню вам, столице не только Одельтера, но и Тайного ведомства! – разошелся он. – Слуги Шайессов под стражей вешаются на собственном шмотье! А люди, получившие щедрый задаток, вовсю твердят мне о магическом, будь оно неладно, самовозгорании!

Советники молчали, потупив глаза: рык императора действительно внушал страх. Неожиданный, резкий и тяжелый, он, казалось, мог пробивать стекла и рушить стены.

– И как это объяснять?! Диверсией?! – Ресильен и не догадывался доселе, что способен был кричать так грозно.

Большая часть советников предпочла отмолчаться. Ответственность говорить выпала Эдалуру Планелю, Канцлеру Его Императорского Величества: ведь именно на него Ресильен обратил поначалу свой злобный взгляд. Государь прекрасно знал, что мог спросить первым графа Исангара и сразу получить необходимые вести, но решил для начала отыграться на остальных, ткнув их в собственную некомпетентность, будто котят в разлитое молоко.