– Так это была проверка? – девушка всё же отвела взгляд, смотреть в равнодушные глаза мучителя было невыносимо тяжело. Но кривую саркастическую усмешку на губы натянуть удалось.

– Понимай как хочешь, – хмыкнул мужчина, отворачиваясь. – Да и сама подумай, где мне нужно было держать тебя? В своих покоях? И кем бы ты оказалась в глазах придворных и моего отца? Думаю, догадаешься сама, – он глянул на девушку через плечо. – Тебя кормили лучше любого заключённого, следили за тобой день и ночь. Тебе ничто не угрожало. Но теперь ты сможешь в полной мере ощутить прелесть жизни в замке. Со мной.

– Никогда, – шепнула Мари еле слышно, сжимая кулаки. – Ты можешь заставить меня быть рядом, но никогда я не буду получать от этого удовольствие.

– А вот и гордость. Теперь я вижу, что ты ещё не всю её растеряла, – маркиз снова повернулся к пленнице. Та напряглась всем телом, не зная, что делать – поддаться страху и отступить или в порыве отчаяния попытаться из последних сил защищаться от потянувшейся к ней руки. – Прибереги строптивость для наших личных встреч, – произнёс мужчина негромко, убирая от её лица растрёпанные волосы. – А перед герцогом молчи и улыбайся, большего от тебя пока не требуется.

Пальцы, так и не коснувшись бледной кожи, проскользили по пряди волос. Маркиз отвернулся и неторопливо вышел из камеры.

– Не забывай, на кону не только твоя жизнь, – произнёс он, останавливаясь сразу за железной решеткой. – У меня много шпионов, и без моего ведома ни твоя матушка, ни виконт не сделают и шага.

– Причём здесь Уильям? – испуганно произнесла Мари, тут же поняв, что зря выказала эмоции. О чём ещё знает её собеседник? Шпионы? «Ах, Вернер, зачем? О каких откровениях с дедушкой ты поведал маркизу?». Она, замявшись, опустила глаза.

– Я вижу, ты ещё не остыла, – Болдер усмехнулся. – Ну как же, теперь ты знаешь, он твой брат. Скоро вы встретитесь. Надеюсь, былые чувства не вспыхнут между вами? – ехидство в ухмылке заставило Мари вздрогнуть, но заговорить снова она не решилась, слишком страшно было усугубить и без того пугающее неизвестностью положение.

– Идём, – позвал маркиз, видя нерешительность пленницы. – Ты всё узнаешь позже.

«Теперь я хотя бы знаю, что ты жив», – она потупила взор и побрела вслед за пленителем, успев лишь украдкой глянуть на камеру старика Джериона. Но света было слишком мало, а слёз в глазах слишком много, чтобы увидеть хоть что-то…

* * *

День семнадцатый.

«Беречь и поддерживать мир… Надзирать за правосудностью… Свершать акты милосердия… – обрывки торжественной клятвы вихрем кружились в воспоминаниях. – Как было в начале, ныне и всегда, и во веки», – фразы из псалмов. Непомерно длинная служба, молитвы, клятвы, монахи, наставления, слёзы матери, тяжёлый венец – и всё это как во сне, всё будто в густом тумане забытья, не поддаётся осознанию, не отпускает из пут иллюзии. Что правда, а что ложь? Окружающая тишина непривычно тяжело давила на гудящую голову. Уильям медленно перевёл взгляд с устланного коврами пола на тонкий золотой венец, покоящийся перед ним на бардовом бархате резного стула.

Его наконец оставили в одиночестве. Как долго оно длится? Время растянулось и замерло. Ни звука из-за тяжёлой двери просторных покоев. Хотелось подумать. Он так ждал одиночества, чтобы понять, что произошло с ним за какие-то сутки. Почему мир вдруг обезумел и покатился неуправляемой чередой сумасшедших событий, совершенно не укладывающихся в мыслях? Но голова противно гудела, а мысли устало расползались, не желая даже пытаться прийти к осознанию нынешнего положения вещей.

Тяжёлый меч в позолоченных ножнах с противным лязгом ударился об пол, Уильям опомнился. В своём отрешённом полузабытьи он позабыл о том, что всё ещё сжимал в руках эфес символа королевской справедливости.

– Кто я? – прошептал юноша, поднимая глаза к небесам, сокрытым от его взора высоким слабо освещённым потолком. И будто в ответ на его призывный, отчаянный шёпот, раздался стук в дверь.

– Вильгельм, – донёсся из-за двери голос графини, – могу я войти?

Правитель некоторое время молчал, пытаясь понять, готов ли он сейчас говорить с матерью, затем тихо ответил.

– Входи.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату едва ли не крадучись вошла Эрмелинда. Подозрительно оглядевшись, она плотно закрыла за собой дверь и, не ожидая приглашения, подошла ближе к сыну. Тот, не поднимая на неё взора, жестом пригласил женщину сесть рядом на широкой, застеленной бархатом, кровати.

– Почему ты не отдыхаешь? – спросила она, стараясь сохранить непринуждённость в голосе, присев на край постели. Юноша одарил мать мрачным взглядом, вполне дающим понять, что события последних дней не отпускают новоиспечённого правителя в безмятежный сон.

– Я не должна здесь быть, – вздохнула женщина, отворачиваясь. – Но я не могла не прийти. Сердце разрывается от того, что я не успела рассказать тебе обо всём раньше…

– Кто я? – будто не слушая её, снова спросил Вильгельм, теперь уже глядя хмуро в пол, будто ища ответа у недр земных. Эрмелинда нервно сглотнула, замешкавшись с ответом. – Скажи мне, кто я, – повторил сын, глянув прямо ей в глаза. Женщина глубоко вздохнула, набираясь смелости для разговора, который прокручивала в голове уже сотни тысяч раз и всё никак не могла начать. Много, много лет.

– Ты не мой сын, – произнесла она, с трудом сдерживая подступающие слёзы и пряча взор от пристального взгляда непроницаемо серьёзных, непривычно суровых тёмных глаз. – Не мой и не Алоиса. Позволь, я начну историю сначала, быть может, так будет легче и тебе и мне? – она вопросительно глянула на Вильгельма, но тот и бровью не повёл, продолжая внимательно взирать на неё. – Мы с графом поженились очень рано, – начала она, сочтя молчание положительным ответом. – Но детей у нас не было. Четырежды мы потеряли наследников ещё до их рождения… Наверное, Богу было угодно так устроить, что когда погиб наш четвёртый сын, Алоис поклялся, что больше не позволит так рисковать моим здоровьем и согласен не иметь наследника вовсе, чем быть вдовцом. Он очень любил меня, – Эрмелинда вздохнула, отводя задумчивый взгляд, затем немного опомнилась и вернулась к разговору. – Через три дня, пасмурным холодным утром в наше имени пришла девушка с младенцем на руках. Оказалось, что её старшая сестра служила у нас кухаркой, поэтому её впустила стража. Она рассказала мне ужасную историю… А на следующий день, я получила подтверждение этой истории. Мой брат Фридрих перед своей смертью во время мятежа отправил тёмной ночью гонца с посланием для меня и моего супруга, но он немного задержался, путая следы. А ранним утром его жена – королева Элеонора и их новорожденный сын покинули дворец, чтобы скрыться от смуты в нашем имении. Не знаю, что именно случилось ночью на мосту, но экипаж не доехал, карета упала в ущелье, все погибли, кроме малыша. Ворох тёплых покрывал, защищавших его от холода, чудом уберёг и от смерти. Младенца сумела спасти дочка лесника, чья хижина стояла невдалеке от переправы. Мы с Алоисом оставили мальчика у себя, лишь слегка изменив его имя так, чтобы оно походило на более традиционное для Сэфпейса. Я готова была нянчить его днём и ночью: кормить, качать, купать… Но он так полюбил молодую девушку, спасшую его. Подумать только, совсем крошечный, ничего ещё не понимает, но засыпал он только на её руках. Она осталась в имении няней. Мы решили, что это воля Господа. Мы получили долгожданного ребёнка. Но он не мог стать нашим наследником… И мой муж вскоре пришёл ко мне с нерешительным видом. Он сказал тогда, что очень любит малыша, как родного, но ему всё же нужен наследник, он хочет воспитать и своего ребёнка тоже. Он помнил, что поклялся не рисковать больше моим здоровьем, поэтому просил меня простить ему одну единственную ночь с другой женщиной. Если Богу будет угодно, то она родит наследника, и мы воспитаем двоих сыновей, если же нет, то он навсегда забудет об этих попытках. Я согласилась, – Эрмелинда задумчиво улыбнулась. – Я знала, что он любит меня, и совсем не ревновала. Он выбрал её – нашу няню. Она могла бы продолжать помогать мне и не расставаться в будущем с собственным ребёнком, хотя и будучи лишь его няней. Но после долгих молитв и ожидания родилась девочка. Мать малышки умерла после родов, и по её предсмертному желанию ребёнка забрала сестра девушки и уехала с ним домой – в лесную хижину. Алоис выписал тогда документ, подтверждающий, что Аннамари является наследницей имения и герба. Он не отступился, решив, что Господь послал ему дочь, а значит именно так и должно быть. Мы обещали обеспечить девочку всем необходимым до её шестнадцатилетия, когда она вернётся домой. За полгода до этого ты должен был познакомиться с Мари и её тётей, забирая документ, отданный Амелии на хранение. Документ и печать, подтверждающие, что ты являешься наследным принцем Вильгельмом, сыном короля Фридриха и королевы Элеоноры. Но ты сбежал из дома несколькими днями раньше, и всё сложилось иначе. Но я обязана была рассказать тебе обо всём задолго до этого, если бы… Прости мне мою слабость, я не смогла отважиться на этот разговор…