– Ну… стараюсь.

– Вот. Значит, все остальное приложится.

– Что приложится, удача? Победа в игре?

– Может быть. А может быть, и то, о чем ты пока не имеешь ни малейшего понятия. Говорю же, деньги сейчас не главное. Лучше запиши клан на игру неделей раньше. Не поздно ведь еще?

– Деда, через неделю середнячки и слабые вообще не играют! Только сильные кланы, турнир «Чемпионы Москвы»! Я поэтому и рассчитывал на три недели, чтобы начать постепенно с тех, кто послабее, и подниматься выше и выше. Это ведь разумно! Можно, конечно, неделю подождать, но неделя без тренировок – это почти стопроцентный проигрыш.

– Понимаю. Ну, значит, выбирай. Грудь в крестах или голова в кустах. Ты командир, на тебе и ответственность.

«Легко сказать – выбирай!»

Олег сидел в одиночестве на старом акватиновом ящике из-под снарядов для пушки «Смоки» и смотрел в открытые ворота бокса. За воротами – отличный июньский денек.

Теплый ветер играет с листвой деревьев. По синему, уже с десяток лет как полностью очистившемуся от гари, пепла и дыма Серых Десятилетий небу не спеша плывут мирные белые облака. Эх, сейчас бы на речку… Клан «Десять жизней» только что отобедал и завалился в койки на сорок законных, положенных по распорядку минут – «давить на массу». Все, кроме Алены Калач и его, командира. Алена, как обычно, возится на кухне, а он сидит здесь и думает. Забавное выражение – «давить на массу». Означает спать, и принес его дед Иван. Когда его спросили, почему так, он рассказал, что пошло выражение со старых времен, когда танки были совсем другие. «Сам не проверял, но говорят, что лет примерно сто пятьдесят с лишним назад, чтобы отключить аккумулятор, то есть массу, мехвод должен был откинуть спинку сиденья и лечь. Так были древние русские танки устроены. Вот лежит он и спит. А тут лейтенант в люк заглядывает и сразу же: «Рядовой Шальнев, спите на службе, мать вашу!» – «Никак нет, товарищ лейтенант, – бодрым голосом отвечает рядовой Шальнев. – Я не спал, на массу давил!» Отсюда и пошло: «давить на массу» – значит, дрыхнуть. Мы на войне тоже так говорили. А потом, когда все пошло вразнос и стали распадаться не только армии, но и страны, оно как-то забылось. Теперь только старики вроде меня и помнят». Выражение прижилось мгновенно. Был в нем особый шик. Вроде как читать на людях бумажную книгу или связываться с кем-то не по комму, а с помощью древнего проводного телефона.

– Думай не думай, сто рублей не деньги, – произносит вслух Олег и поднимается с ящика.

Он идет в специально отгороженный закуток, служащий кухней, где хозяйничает Алена Калач. Ее брата Арсения часто называют Сеней. А саму Алену все так Аленой и зовут. Клички у нее нет, что обычно свидетельствует об особом к этому человеку отношении. Да так оно и есть, Алену в клане все любят. И совершенно несносный временами Борис Сумарин, он же Сумарь, и Виктор Рулетов, он же Рулетка, чье настроение может измениться на противоположное за одну секунду без всякой видимой причины, и даже Германия, под ангельской внешностью которой скрывается та еще чертовка. А уж о закадычном друге Мишке-Рябе и говорить нечего. Невооруженным глазом видно, что простодушный верный Мишка неровно дышит к Алене, и чем дальше, тем больше. Алена, правда, делает вид, что ничего не замечает. Дед Иван полушутя говорит, что Мишкин пример неопровержимо доказывает истинность древнего народного наблюдения о пути к сердцу мужчины, лежащем через его желудок. И не поспоришь. Ряба и впрямь любит вкусно поесть, а готовит Алена классно. И главное, быстро. Но и других достоинств у этой девушки полно. Тот же дед Иван, уже совсем не шутя, как-то сказал тихонько Олегу, кивнув в сторону Алены Калач:

– Вот чистое золото, внук, попомни мое слово. А все эти твои Женьки да Настьки – так, вертихвостки смазливые. Может, правильный женский толк из них и выйдет когда-нибудь, но еще очень и очень не скоро. Лет эдак через десять, я думаю, не раньше.

– Деда, ты чего? – изумился Олег.

– Ничего, – принял невинный вид дед. – Так вдруг, подумалось. Забудь. Но лучше помни. Просто на всякий случай.

И подмигнул.

Чудной все-таки дед Иван бывает время от времени, не поймешь его.

– Чего-нибудь хочешь, Олежек? – Алена обернулась, услышав его шаги. Она всех ласкательными именами зовет – Настенька, Асланчик, Илюша… И никогда по кличкам. Тоже интересная особенность, которую вполне можно отнести к достоинствам.

– Мне надо отлучиться, – сообщил Олег. – В город. Скорее всего, до подъема вернуться не успею. Скажешь деду и остальным, чтобы занятия начинали без меня, лады? Не хочу их будить.

– Хорошо, скажу. – Обе руки у Алены заняты, она смешно оттопыривает нижнюю губу и дует на прядь волос, которая падает ей на глаза. Прядь упорно возвращается на место. – На комм тебе лучше не звонить, я правильно понимаю?

– Правильно. Вернусь, все расскажу.

– К ужину, главное, не опоздай.

– Сам не хочу, – усмехается Олег. – Кто ж по доброй воле пропустит твой ужин?

Алена покраснела от удовольствия.

Олег вышел из кухни, затем за ворота бокса, сел в мобиль и тронулся с места.

Можно было отдать управление бортовому компьютеру, но Олег, как и большинство молодых и не очень людей мужского пола, предпочитал вести мобиль сам. (По статистике, от самостоятельного управления чаще всего отказываются женщины в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет, после пятидесяти пяти, как ни странно, большинство из них снова берется за руль.) А вот мужчины большей частью водят мобиль сами. Права же в современной Москве и на всей территории, бывшей некогда страной Россией, можно получить с шестнадцати лет. Главное, не нарушать правил, – и води в свое удовольствие.

Через четверть часа, свернув с Бульварного кольца, Олег останавил машину в Хохловском переулке, где располагалась неофициальная штаб-квартира «КТО». На вахте сидел старик, бывший танкист с жутковатым шрамом от ожога, стянувшим кожу на всей правой половине лица. Он прекрасно знал Олега, но все равно потребовал показать карточку-удостоверение.

– Михалыч, ты москвич? – спросил его Олег, продемонстрировав карточку и пройдя на территорию.

– А то, – гордо ответил Михалыч и закурил. – Мой прапрапрадед сюда приехал, еще когда Советский Союз рухнул. Слыхал о такой стране – Советский Союз?

– В школе что-то рассказывали, но я плохо запомнил. Значит, как москвич, ты должен знать, сколько лет этому городу?

– Обидеть хочешь, Шалый? Около тысячи – девятьсот шестьдесят восемь. На самом деле больше, конечно.

– Вот. Почти тысячу лет город стоит, а от рогаток да «вратарей» никак избавиться не может. Куда ни сунься, всюду они. Почему так, не знаешь?

– Да уж больно много на Москве всегда народа шелупного было, – не лезет за словом в карман вахтер. – Шелупного да шалого. Некоторых так прямо Шалыми и кличут. Куда ж с такими прозвищами без рогаток и «вратарей»? Никак нельзя. Того и гляди, что-нибудь сопрут или еще какое непотребство учинят.