Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яна хмуро посмотрела на следователя.
– Не надо мне приписывать лишнее. Я тут вообще ни при чем оказалась. Вон – красавец, гроза всех маньячек, – покосилась она на Мартина. – Психопатка рисовала его десять лет и общалась периодически. Как ты мог ее не вспомнить? – удивлялась она.
– Вокруг меня было столько женщин, я, кроме тебя, Яна, вообще никого не замечал, – улыбнулся Мартин.
– И я тебя понимаю. Таких, как Яна, больше нет, – продолжал радоваться Петр Иванович, – ее запоминаешь с первого раза.
– Это у меня талант такой, врожденный, – кивнула Яна, которой все встречные-поперечные говорили, что она ни на кого не похожа. Яркая индивидуальность.
Правда, она искренне не понимала, что в ней такого особенного? Но, если это отмечали абсолютно все, спорить было глупо.
– Ты такой радостный потому, что мы сдали тебе тепленьких бандитов? – уточнила Цветкова.
– Вот как раз об этом «сдали» я и хотел поговорить. Мартин, ну что это такое? Ну почему твоя мама – дама почтенных лет – ходит с оружием? Да еще и стреляет, как ворошиловский стрелок. Если бы ты знал, чего мне стоило замять это дело…
– Оружие спасло им жизнь. Она с ним не ходит, она пошла за преступницей, которую уже подозревала.
– В томике Достоевского! Боюсь спросить, кто ей подсказал такое укромное место?
– В каком-то сериале видела, подумаешь, тайна! Там и не такое показывают. Сел перед телевизор – и учись убивать, грабить, стрелять и обманывать. Криминальная школа, – ответил Мартин. – Собрать всех этих деятелей телевизионных искусств, посадить кучей в подвал и день и ночь показывать им их же шедевры. Глядишь, в психушке новое отделение открывать придется, у всех крыша вместе
с соломой в путь тронется. Телевизор – адское изобретение. Людей в идиотов превращает.
– Не боишься такой свекрови? – сменил тему Ольшанский, повернувшись к Яне. – Стреляет, как ковбой. Пикнешь что – и сразу пулю меж глаз получишь.
– Я боюсь? Я всегда восторгалась Стефанией Сергеевной. Характер – это главное в этой женщине. И она не моя свекровь.
– Мирослава ранена. Пуля в лёгком. Лечение, думаю, продолжит в психушке. Ей там самое место, – сказал следователь. – У дамочки диагнозов – на страницу мелким почерком. А вот с господином Ледневым повозиться придется. Но психиатрическая экспертиза ему тоже светит. А так сотрясение, ушиб мозга. Жена у него – огонь! Сказала, что передачи, так и быть, станет носить, потому что теперь он точно будет без баб, исключительно в мужском коллективе.
– Ее бы тоже проверить, – заметил Мартин. – А заодно и Яну! Что за страсть у человека исчезать и действовать самостоятельно? Я же велел ей никуда не уходить. Выхожу, и след простыл! Чуть с ума не сошел! Позвонил матери, и та исчезла! Это еще хорошо, что так все закончилось.
К ним вышел доктор.
– Поговорить с больным Головко можно, но минут пять и по одному.
Первым пошел Петр Иванович с документами. Слава богу, что Иван Демидович был в уме и памяти, всё подтвердил и расписался.
– Ну и крепкий вы! – заметил следователь. – Спасибо! Здоровья вам.
– Это да… Недаром много лет богатырей играл. Впитал в себя их силушку.
Следом в палату зашла Яна, вышла она достаточно быстро, слегка раскрасневшаяся.
– Ну, как он? – спросил Мартин.
– Думаю, что жить будет. Попросил врача его подольше здесь подержать, у него с медсестричкой романчик намечается. Горбатого могила… Уверена, что всё будет хорошо.
Они вышли из больницы.
– А что будет с орхидеей? – неожиданно спросила Яна.
Следователь присвистнул.
– Нашла о чем беспокоиться! Это улика, но у нас все ее боятся, уничтожат, наверное.
– Цветок редкий, жалко.
– Так для нее такой специалист нужен, чтобы и за орхидеей ухаживать, и самому не умереть, и других не угробить, – пояснил Петр Иванович.
– Отдайте ее мне. Всё равно же уничтожите, а я знаю такого специалиста.
Яна заявилась в знакомый морг с большим черным пакетом и чемоданом на колесиках. Всю честную компанию она встретила в прежнем составе, и в еще более веселом состоянии.
– Как вас не разогнали до сих пор? – удивилась она.
– Новогодние каникулы у начальства, – пояснил Витольд Леонидович. – А вы, Яночка, всё хорошеете.
– Это моё кредо. А я к вам с нехорошими вестями, – улыбнулась Цветкова. – Во-первых, я забираю от вас Олега Адольфовича.
– Куда? – не понял Олег Адольфович.
– Домой, хороший мой, домой…
– Фу… Мне там будет скучно и одиноко, – он скорчил гримасу.
– Тебе там будет хорошо. Мне уже звонили, – похлопала его по плечу Яна.
– Кто? – удивился патологоанатом.
– Твоя печень! Умоляет отправить ее домой! Собирайся, говорю! Билеты уже куплены! Давай! Давай! – подгоняла его Яна.
– Ну, Яна… Ну еще же праздники…
– Я сказала – всё! Быстро собирайся!
– Друг! Мы же еще увидимся? – покачнулся Витольд Леонидович с тоской во взоре, понимая, что энергия этой женщины очень мощная, и Яна таки оторвет от него московского товарища.
Яна перевела взгляд на профессора, который тоже уже успел покрыться щетиной цвета соли с перцем.
– А у меня и для вас дело есть! Вот! – Она поставила перед ним черный пакет.
– Что это? Коньяк… или виски?
– Это орхидея «Дьявольское копытце». Она уже дала показания в полиции, ее изрядно помяли. Надо реабилитировать, ну и пристроить куда-нибудь. Вы же специалист!
У профессора так вытянулось лицо, что на мгновение Яне стало его даже жалко.
– Копытце?! Вы с ума сошли! Оно же очень опасное!
– Вот-вот, поэтому тоже руки в ноги и вперед! Пока эти животные не закусили им! Давайте, профессор, я в вас верю!
Биолог протрезвел на глазах. Он словно окаменел. Стоял и таращился на черный пакет, словно в нем была взрывчатка.
Яна покинула морг с Олегом Адольфовичем в одной руке и чемоданом в другой.
– Мы что, прямо домой? – не верил он.
– Прямо на вокзал. Сапсан – быстрый поезд.
– Ты увозишь меня из сказки, – ныл Олег, пытаясь идти заплетающимися ногами.
– Я спасаю тебя для будущих подвигов.
– А мы еще вернемся? – смотрел он на Яну так, словно она была его матерью и решала всё только единолично.
– Вернемся, вернемся…
Олегу Адольфовичу не надо было знать, что так экстренно она сорвалась из Питера именно из-за него. У Яны душа была не на месте из-за запоя патологоанатома, ведь это она вытащила его в Питер. Она же и должна была спасти. Ну, и, конечно, она снова бежала от Мартина.