Термометр показывал 114.

Может, это странно. Нет, наверняка это странно. Но во всяком случае – вот оно.

Я принялась думать, что водяной насос для машины – это то же, что сердце для тела. А потом стала чувствовать, может, насоса не будет никогда. Типа мы в больнице в ожидании насоса, и, может, его просто так и не окажется.

Богу ведомо, что он до сих пор так и не объявился.

И тогда несчастная машина Виктора никогда не будет жить, дышать и ездить по дороге, не поглядит снова на белый свет. Мы же по-прежнему будем, конечно, живы, только очень сильно застрянем. Крепко сядем на мель.

Но потом, на следующий день после того, как я рассказала Эдди про Эстер и книжку, объявился Виктор, стоявший в волнах жара за открытыми дверями ремонтных боксов, только-только вернувшийся из рейса за запчастями. Он лыбился во весь рот, стоя там, а солнце било ему прямо в макушку, пока Эдди не крикнул:

– Эй, гринго, катись с полуденного солнца!

Как я уже говорила, Эдди был исконным американцем. Не испанцем. Но он звал людей «гринго», если у них не хватало ума понять, что надо уматывать от солнца, у которого, по мнению Эдди, хватало придури.

Между прочим, я ошибалась, когда сказала, что Виктор носит свою готскую черную шинель, даже когда по-настоящему жарко. Только не когда 114 градусов, тогда не носит. Ходит в одной футболке. У него загар, как у заправского водителя грузовика: от предплечья до запястья и на шее, только мне лучше не отвлекаться снова.

Виктор зашел в мастерскую, все еще улыбаясь, и Джекс вскочил и замотал хвостом, как сумасшедший.

И Виктор произнес:

– Угадай, что только сегодня прибыло?

Мы поняли: водяной насос. Ему даже не пришлось говорить этого. С минуту мы, Виктор, Джекс и я, исполняли танец водяного насоса, только было чересчур жарко для танцев, и мы перестали.

Виктор отправился сгружать все запчасти и заносить их на склад.

Я опять села, подперев спиной стену, Джекс улегся рядом, тяжко вздохнув (я называла это у него знойным вздохом), а Эдди вернулся к своему «БМВ».

– Я буду скучать по вам, Эдди, когда мы двинемся дальше. – Это я сказала. Хотя знала, что еще день-другой пройдет, пока он поставит водяной насос. А то и дольше. День-другой – это при том, что больше ни у кого из платежеспособных клиентов не случится поломка на подъезде к Бейкеру.

– Вам надо будет еще как-нибудь заехать и сказать: привет.

– Может, зимой.

И Эдди, рассмеявшись, бросил:

– Гринго вы оба.

Все следующее утро Эдди старался закончить ремонт «БМВ», чтоб начать ставить Виктору водяной насос. Он отправил Виктора с последним списком поручений, и все получилось очень здорово, потому как оба они подсчитали, что своими разъездами Виктор вполне отработал плату за ремонт. Думаю, Эдди давал нам небольшую поблажку, но сам он в этом ни за что бы не признался. Он ко всем относится по справедливости, по-моему.

Утро я провела под кондиционером с доброй кассиршей Элли и прячущимся под стойкой Джексом. Но потом пришлось со всех ног перебегать в ремонтный бокс, едва мы завидели, как по дороге идет на смену гадкая кассирша (которую звали Кристал).

Едва я вышла, на меня пахнуло жаром, как из доменной печи. Нет, я у домны никогда не была, но читала об этом. Впрочем, потерпеть стоило. Поскольку Эдди уже колдовал над большой старой американской машиной Виктора. Я правда-правда почувствовала себя счастливой. Думаю, наверное, в первый раз я по-настоящему уверовала на деле, в самой глубине своего сердца (ладно, чьего-то еще сердца, пусть так), что мы выберемся из пустыни и поедем туда, где прохладнее.

– Сколько, по-вашему, это займет времени?

– А-а, в работе нет ничего особо сложного, главное, что я наконец за нее взялся.

Я села на цементный пол, подперев спиной стену, как можно ближе к одному из вентиляторов, а Джекс бегал взад-вперед и повизгивал: таким способом он жаловался, что нам нельзя сидеть в прохладе. Через некоторое время он сдался и плюхнулся на пол.

– Кого вы станете по поручениям гонять, когда мы уедем?

– Полагаю, будет, как в былые дни. Если что-то понадобится, то у меня есть три надежных работника. Я, я сам и просто я.

– Думаю, вам следует поручить это делать Кристал. Тогда ей не придется иметь дела с живыми людьми. Будет сидеть себе в грузовике.

– В магазине запчастей тоже живые люди. Я не могу позволить себе злить их.

– А как же клиенты в закусочной?

– Вообще-то она с ними вполне вежлива. Грубости она, по-моему, для нас приберегает. Я никогда не спрашивал, куда вы, ребятки, на пару направляетесь.

– Пока не знаем.

– Просто катаетесь за-ради покататься?

– Не совсем так. Тут есть одно место, которое манит меня. Вроде как я наполовину помню его. Только я не совсем уверена, что это за место. Или где оно. Впрочем, кое-что о нем мне известно. Я знаю, что туда ездит много народу. Там оживленно. Это не какое-нибудь глухое местечко посреди ничего. И я знаю, что это одно из тех мест, впервые увидев которое громко восклицаешь. Типа произносишь «Оооох!», сам того не желая. Или всасываешь в себя воздух до того громко, что стоящий рядом с тобой слышит это. Еще я знаю, что оно красное. Я имею в виду не ярко-красное, а типа того красного, какое бывает в красных скалах.

Эдди тихонько присвистнул.

– Работы у тебя непочатый край, дружище. На юго-западе США, пользуясь твоим описанием, трудновато угодить, что называется, в точку.

– Где бы вы стали искать, окажись вы на моем месте?

– Может, район нацпарков Сион и Брайс-каньон. Седона на такое смахивает. Большой каньон, разумеется. Глен-каньон. Возможно, Эскаланте и Капитол-Риф. А еще Арки или Каньонлендс.

Я вздохнула, думая, что это целая куча мест и, наверное, там везде жарко.

– Думаю, придется нам попробовать везде побывать.

Я видела, как Эдди поднял взгляд, а потому и сама вскинула голову. Кто-то подъезжал к его мастерской. То была пара, не сказать, чтоб слишком старая, может, лет к тридцати, в таком и вправду древнем американском грузовичке с открытым кузовом, который для красоты был сплошь раскрашен вишенками. Классика. Вот только звучала машина не так здорово, как смотрелась. Она фыркала и кашляла, а из-под капота у нее то ли пар, то ли дым выбивался.

– Ставь ее туда! – крикнул Эдди и махнул рукой, указывая на свободный бокс, но мотор заглох, и дальше машина уже не двинулась.

«Черт!» – мысленно выпалила я. Хотя обычно я не ругаюсь, даже про себя. Мы тут, в конце концов, застряли.

Малый вылез из кабины, обошел грузовичок сзади и принялся орать, ругаться и ногами топать на то, что там увидел. Мне думалось, что чересчур уж жарко на дворе, чтоб так сходить с ума, но он, похоже, справлялся. На малом была белая майка, выставлявшая напоказ бугры мускулов, и джинсы в обтяжку с большой овальной пряжкой на ремне размером с плоский лимон.