– Ты что дал шефу? – прорычал он.

– Вторую группу, – дрожа, промямлил бармен.

– А резус какой? Положительный?

– П-п-п-п-положительный.

– Запомни раз и на всю жизнь! Шеф ненавидит положительныйрезус! Иди и принеси ему отрицательный! – Бум разжал ручищу.

Испуганный бармен поспешил исправить ошибку.

– А я вот всякие резусы люблю. Лишь бы побольше, – ужедоброжелательно, точно ничего и не было, просипел ему вслед Бум, с наслаждениемзагребая ручищей свой стакан.

Пока вампиры пили, Таня незаметно подобралась ближе. Пол былгрязный, заплеванный. К ладоням липла осыпавшаяся с чьих-то сапог земля ивысохший крысиный помет. Зато ни объедков, ни рыбьих костей, ни крошек. Развечто старые зажимы для капельниц. Крысам тут было лакомиться явно нечем.

Бармен вернулся с подносом и почтительно протянул стаканМалюте. Тот пригубил и вновь скривился… На лице бармена выразилось страдание.На висках выступили капельки пота. Он предчувствовал новую взбучку.

– Что ты мне дал, солнце мое? – вкрадчивопоинтересовался Скуратофф.

– Кы-кы-ровь.

– Вторая группа?

– Ды-а…

– Умница. Отрицательный резус? – еще тише спросилМалюта.

– Ды-ды-ды-да, – промямлил жирный бармен.

– Да, вторая, отрицательный… Все точно! – согласилсяМалюта, аккуратно выливая содержимое стакана на пол.

Бармен с ужасом смотрел на него.

– Но это мужская кровь, а я люблю женскую! Ясно тебе? –после паузы закончил Скуратофф.

Бум, давно высосавший свою порцию, с укором посмотрел нашефа. Видно было, что разбазаривание драгоценного продукта не слишком емунравится. Не имея возможности выразить свое неудовольствие адресно, громилаограничился тем, что толкнул бармена в спину и послал его за новой порциейкрови.

– …И мне захвати еще стаканчик… Лучше сразу графин! –распорядился он вслед.

Жалея, что не взяла у Пуппера плащ-невидимку, который Гурийраз двести предлагал переслать с купидончиком, Таня затаилась под соседнимстоликом. Она сидела на полу и, поджав колени, обнимала их руками, стараясьстать как можно меньше. На занятиях по нежитеведению Медузия не разпредупреждала, что вампиры ощущают тепло живых и отлично видят в темноте.

К счастью, теперь на столе чадила свеча, от которой тожеисходило тепло. К тому же она слегка слепила вампиров.

Пять, десять, пятнадцать минут… У Тани начинали затекатьноги. Вампиры молча сидели за столом, насасывались кровью и на глазахокруглялись. Особенно заметно раздулся тощенький Скуратофф. Он был такой худойи ссохшийся, что в нем и горошина была бы заметна.

От крови глазки Малюты масленисто заблестели, а речьсделалась неразборчивой. Он то и дело икал, и Таня могла расслышать лишьнекоторые его фразы:

– Проклятых магов… поставить на место… из-за этого вора… Безнего мы бы уже… Никак не соглашается… Этот идиот даже не знает, какая властьмогла бы…

Бум согласно мычал. Он уже опух от донорской крови и явно непонимал стратегических замыслов шефа. Но уже заранее был со всем согласен.

Подошел бармен с очередным графинчиком для Бума, и Малютасразу замолчал. Лишь когда бармен удалился, Скуратофф ударил сухоньким кулачкомпо столу. Оплывшая свеча, почти уже превратившаяся в огарок, подпрыгнула, упалав лужицу крови и погасла.

– Решено! Последняя возможность… В тот самый день, когда…Этот добренький бестолковый мир должен узнать, кто главный! – громко, ноопять невнятно крикнул Скуратофф.

Бум завозился и, с сопением поднявшись, заворочал тяжелойголовой. Он и Малюта Скуратофф разом уставились на стол, под которым пряталасьТаня. А еще через мгновение Таня сообразила, что ее выдало: свеча погасла, итеперь живые мертвецы ощущали тепло ее тела и пульсирование ее крови.

– Эй, бармен! Что у тебя под столом? Свеженький десерт?Подавай его сюда! – крикнул Бум.

Бармен уже спешил к ним из-за стойки.

– Там никого нет!

– Как нет? Врешь, болван! Я же вижу! – взревел Малюта.

Таня поняла, что продолжать скрываться не имеет смысла.Опрокинув столик, она вскочила. Вокруг шаткими настойчивыми тенями уже маячили вампиры.Малюта, Бум и бармен спешили к ней.

– Девчонка из магов в нашей славненькой вампирне! Как размой резус! – страстно прошипел Малюта.

Таня попыталась загородиться от него столиком, но тощий, навид совсем бессильный вампир ударил по нему, и столик, отлетев, врезался встену. Загремела посуда. Посыпались фотографические рамки и облупленныеникелированные таблички с двусмысленным содержанием: «Почетному донору задобросовестный труд».

Таня метнулась к дверям, но около них, расставив руки, ужеприплясывал жирный бармен. Синеватые губы бармена раздвигались. Из-под них,точно молодой бамбук, пробивались тонкие и острые вампирские клыки. Весь еговид определенно говорил, что скромный работник вампирни предпочитает свежатинкуконсервам.

Таня завизжала. Мысли хаотично запрыгали у нее в голове.

– Дымус коромыслус! – крикнула она, вскидывая перстень.

– О, нет! Терпеть не могу это заклинание! От него ястановлюсь тусклым! – проскрипел перстень Феофила Гроттера.

– Дед, меня убьют!

– А, ну так и быть… В последний раз, – согласилсяперстень.

Полыхнула красная искра, и в следующий миг в вампирне былоуже ничего не разглядеть. Густой, едкий, вонючий дым, в сто раз отвратительнеедыма от пригоревшей яичницы, наполнил помещение. Тут неизвестно кому ещепришлось хуже. Живые мертвецы не дышат, чего не скажешь о магах. Зажимая себерот и ноздри рукой, со слезящимися глазами, Таня сумела все же проскочить мимобармена и, толкнув дверь, выскочила наружу. Магия вуду пропустила ее, хотя намиг Тане и почудилось, что она слышит змеиное шипение.

Уже рассветало. Рекламные виселицы угрюмо раскачивались.Нежить копошилась в заиндевевших ямах и рытвинах, выбирая местечко поудобнее,чтобы залечь в спячку. С кладбища летела большая стая перекрашенных филинов,спешащих на съемки очередного фильма о Гурии Пуппере, где они удачноприкидывались совами.

Ванька и Баб-Ягун кинулись к Тане.

– Эй, ты вся в крови! Ты ранена? – встревоженно крикнулВанька.