малороссов, их недостаточной политической подготовленностью и Финляндией, страной идеального политического порядка и высокой европейской культуры. Мы поняли бы финнов, если бы они подняли восстание против самодержавного режима, под игом которого томилась вся мыслящая Россия. Но под палкой русских царей финны терпели, не осмеливались на активные выступления. Сейчас же, когда самодержавие сброшено, и сброшено не финнами, а дружественной им революционной русской демократией, сейчас освобожденная нами Финляндия отлагается от России, отказываясь потерпеть какие-нибудь три месяца до Учредительного собрания».

Итак, газета, выражавшая либерально-буржуазные позиции, выступает против сепаратизма. С другой стороны, в эти дни большевики, в частности устами Сталина на своей всероссийской конференции, выражают поддержку идеям независимости и Финляндии, и Украины, опираясь на лозунг «о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения». Любопытно, какие именно события вызвали такую панически негативную реакцию «Московских ведомостей»? В те дни по инициативе заместителя председателя финского сейма Оскари Токоя Временному правительству России был представлен законопроект «О передаче решения некоторых дел Сенату и генерал-губернатору Финляндии». Имелось в виду, что все собственно внутренние дела финны будет решать самостоятельно, а компетенция Временного правительства России ограничивалась вопросами внешней политики и военного управления. То есть речь шла всего лишь о полноценной автономии, но в рамках России, поскольку созыв и роспуск финского парламента оставался прерогативой Временного правительства, так же как и решение вопросов русских граждан и организаций, находившихся на территории княжества Финляндского.

Спустя несколько дней, во время попытки большевиков взять власть в Петрограде, парламент Финляндии поспешит провозгласить себя верховным органом власти на территории Великого княжества. Однако устоявший против большевиков Керенский устоит и против центробежного движения финнов. Указом Временного правительства в июле 1917-го финский парламент будет распущен, а его здание занято частями русской армии.

13.07

В этот день – последний день июня 1917 года по старому стилю – были обнародованы статистические данные об уровне безработицы. Неожиданно выяснилось, что в одном только Петрограде безработных уже более 80 тысяч человек. Казалось бы, ситуация однозначно складывается в пользу радикально настроенных революционеров, тех же большевиков, призывавших взять за горло буржуев и капиталистов. Однако в заочной газетной полемике тех дней обнаруживаются неожиданные контраргументы. Статья в «Московских ведомостях», заголовок – «У разбитого корыта»: «В большевистской “Правде” еще недавно печатался какой-то дикий бред на тему, что трудящийся люд должен хватать работодателей за горло и жать покрепче, требуя хотя бы увеличения расценок труда, но теперь, оказывается, все обстоит не так просто, как казалось революционным “просветителям масс”. Если нет работы, то, понятно, нет и работодателей. И вместо того, чтобы хватать за горло, рабочие попали в цепкие лапы нужды, которая хватает за горло самих рабочих». Действительно, в эти дни в Петрограде активность рабочего люда заключалась в том, что они осаждали заводских старост просьбами обеспечить их работой. Кстати, любопытная, малоизвестная деталь социальной инфраструктуры: в профсоюзных организациях существовала должность старост, занимавшихся трудоустройством. В частности, в те дни повышенный ажиотаж царил в союзе металлистов, куда с отчаянными мольбами обращались тысячи питерских безработных. Не лучше обстояло дело и в Москве, где в те дни закрылся крупный машиностроительный завод Семенова, работавший на нужды обороны. То, что кризис – понятно. Но важно понять и внутреннюю логику процесса, конкретные причины. Продолжим цитату из газеты: «Владелец завода особым письмом министру торговли объяснил, что вынужден прекратить производство вследствие сильного падения производительности труда, непрерывного роста заработной платы и полного финансового истощения предприятия». Если вспомнить то, о чем мы уже писали, – что с 1 июля 1917 года в России начинали действовать новые законы о налогах предприятий, согласно которым вводились прогрессивная шкала налогообложения (до 30 %), дополнительный налог на прибыль (от 40 до 80 %, в зависимости от формы собственности), а кроме того, заводчики и фабриканты должны были повторно уплатить подоходный налог за предыдущий 1916 год, то «финансовое истощение» представляется отнюдь не надуманным самооправданием. Еще одна любопытная деталь. В Донецком угольном бассейне местные промышленники, идя навстречу требованиям шахтеров, вообще отказались в их пользу от всех прибылей. Но в ответ получили лишь новые требования о прибавках к жалованью, на десятки миллионов рублей превосходившие размер и прибылей, и основного капитала угольных предприятий. Рабочих, в принципе, можно было понять. Они ссылались на дороговизну. Однако, по расчетам министра труда Скобелева, если молоко, мясо, хлеб и масло (кстати, без каких-либо талонов и ограничений) вздорожало за годы войны на 400–500 %, а плата за жилье всего на 10–15 %, потому что действовал строгий запрет на увеличение арендной квартирной платы (не более 20 %), то себестоимость рабочей силы – на примере производства одного пуда продукции металлургических заводов – выросла с 98 копеек до 9 рублей. «Разве это нормально, не на 900 же процентов вздорожала русская жизнь», – сетовали «Московские ведомости». И делали вывод: «Рабочие ведут себя как победители в завоеванной стране. Нельзя резать курицу, несущую хотя бы и простые яйца».

14.07

В этот день – 1 июля 1917 года по старому стилю, – как потом выяснится, накануне попытки переворота, осуществленной в Петрограде силами революционного столичного гарнизона под руководством большевиков, в прессе активно обсуждались перспективы будущего. «Куда мы идем?» В данном случае так звучал заголовок статьи в «Московских ведомостях». И постановка вопроса была вызвана всеобщим мнением, что февральский порыв, крушение монархии – эти свершения уже состоялись, и в повестке дня стоят новые проблемы, возможно, даже более капитальные, чем победа над царизмом. Она уже не казалась конечной целью происходящего. Может быть, поэтому отнюдь не симпатизировавшее левым радикальным идеям издание писало: «Надо отдать справедливость, деятели социализма проявляют замечательную энергию и настойчивость, проводят его – социализма – домогательства в практику русской жизни. Прежде всего, заметно приспособление в принципе отвлеченных программ социалистических партий к условиям действительности. Вот, например, на проходившем в Петрограде съезде народных социалистов обошли молчанием вопрос о безвозмездном отчуждении частновладельческой земли. Не иначе, партия убедилась в необходимости заплатить собственникам стоимость ее в случае отчуждения». Положим, в этом вопросе – о земле – газета приводит нехарактерный пример. Партия народных социалистов шла в арьергарде социал-демократического движения. Доказательство – три места из двухсот на выборах в Московскую городскую думу. Для сравнения: у меньшевиков – 24, у большевиков – 23. А победили эсеры – 111. При этом социалисты-революционеры занимали более жесткую позицию в отношении экспроприации, и тот факт, что их поддержка была в разы весомее, убеждает как раз в другом, что «приспособление» к действительности отражало усиление радикальных требований. С другой стороны, в середине лета 1917 года эта чаша весов еще не склонилась на сторону тех, кто искренне