— Нет, он спит. Я ему снотворное дала. А ключи от дома забрала. Так что он под домашним арестом.

— А если проснулся? И в милицию позвонил?

— Вряд ли. Он всю ночь не спал — мы с ним беседовали. Да феназепам, плюс алкоголь. Спит.

Сева посмотрел на темные круги под глазами женщины.

— А вы сами-то когда спали?

— Я? — Лаврова попыталась вспомнить. — Еще в Праге. Но я не хочу. Вот еще что! Зоино тело находится в морге Градской больницы. Может быть, связаться с патологоанатомом, который проводит вскрытие? Может, в крови что-то найдется?

— Дело говоришь, — одобрил Вячеслав Иванович. — Что ж, осмотр квартиры — раз. Допрос Вениамина под диктофонную запись — два. Морг — три. Я беру на себя морг. Отправлю туда кого-нибудь из своих. Вскрытие — мероприятие официальное. Мне его проконтролировать легче, чем вам. За вами квартира потерпевшей.

Было решено, что в квартиру Зои отправится Филя Агеев, умевший выходить сухим из любой воды. Это умение было немаловажным, учитывая подпольный характер операции.

— Я через балкон влезу. С крыши. А ключи от квартиры, где заложник сидит?

Анна передала Агееву связку.

— А мне что делать?

— Поспать хотя бы пару часиков, — безапелляционно заявил генерал. — Соберемся… в пятнадцать часов. Вы, Анна Николаевна, где живете?

— На Юго-Западе. Проспект Вернадского.

— Далековато. Туда-обратно, как раз два часа и будет.

— Оставайтесь здесь! — заявил Денис. — У нас есть комната отдыха. Там прекрасно моЯсно выспаться.

Анна пробовала отказаться, но ее никто не слушал. В небольшой комнате с зашторенными окнами стояли две застланные чистым бельем кровати.

— Бывает, приходится здесь сутками торчать, так мы уж свой быт обустроили, — объяснил Денис. — Там, за дверью, санузел. Полотенца чистые.

— Да я не хочу спать, ну что вы, в самом деле!

— Просто полежите, отдохните. Считайте, что вас тоже взяли в заложницы.

С этими словами Денис закрыл дверь, оставив ее одну. Анна кое-как разделась, забралась под простыню и мгновенно провалилась в сон.

Грязнов позвонил Денису и сообщил, что будет в «Глории» ровно в пятнадцать ноль-ноль, и не один, а с Александром Борисовичем Турецким.

— Как у вас там? Новости есть?

— Есть, — отрапортовал Денис.

— Тогда готовь совещание.

— Понял, — откликнулся племянник и пошел будить Анну.

Она проснулась мгновенно, едва он постучал в дверь, очнувшись от какого-то кошмарного сна, который не могла вспомнить.

— Анна Николаевна, через четверть часа приедет Вячеслав Иванович со следователем из Генпрокуратуры. Вставайте, мы вас ждем.

Аня поднялась, умылась холодной водой, сгоняя остатки тяжелого сна. Волосы разметались. Нужно было привести их в порядок. Через десять минут она подошла к двери и замерла, услышав чей-то брезгливый, недовольный голос…

В «Глории» уже собрались те лица, что были здесь поутру, плюс «важняк» из Генпрокуратуры, Турецкий. Последний был явно не в духе и бурчал, сидя у стола:

— Только из-за тебя, Вячеслав, приехал. Не царское это дело на каждый труп выезжать.

— Так ведь дело не только в трупе, Санечка, — увещевал его Грязнов. — Труп, как ни прискорбно это звучит, зацепка. А дело во всей той конторе, в «Терции». Пока она существует, еще не один труп появится.

— Что ж, никто их туда, в эту клоаку, не тянул, сами идут. Любят у нас бесплатный сыр, легкие денежки. А тот, кто любит легкие деньги, тот и смерть зачастую находит. И не всегда легкую.

— Ты меня, видно, слушал невнимательно, когда я тебя в машине в курс дела вводил. Идут сами, это так. Но идут вслепую! Ничего не зная о том, что их ждет. Да, хотят заработать. Так это потому, что государство свой народ раком поставило. У Лавровой этой мать тяжело больна. Нужна операция. А врачи требуют три тысячи долларов. Где их возьмет научный сотрудник? Молчишь? И не легких денег большинство ищет. Просто денег — за работу. Идут, доверяя близкому другу. Вот ты бы меня позвал куда-нибудь, не объясняя куда и зачем, и я бы пошел. И объяснений бы не требовал. Другое дело, что там, в «Терции», их обрабатывают и внушают, что деньги бывают легкими. А как они это делают, это тебе Кротов расскажет. Нас он уже просветил.

— Противно все это, — как-то брезгливо промолвил Турецкий. — Лохотронщик, он и есть лохотронщик. Даже если его этому кто-то научил, а в прошлой жизни он был белым и пушистым.

— Ах, скажите, какие мы правильные!! — взвился вдруг Грязнов. — Как же, Генеральная прокуратура — оплот законности, наши белые одежды! И вас, господина Турецкого, гордость фирмы, везут с какой-то лохотронщицей знакомиться… А где вы были, товарищ Генпрокуратура, когда в начале девяностых на экономически безграмотный народ телевидение обрушило массированную бомбардировку рекламы всяких «МММ», «Хоперов» и прочей хрени?! Люди же верили центральному телевидению, как Библии или газете «Правда»! Раз по телику показывают, это действительно работает! Непонятно как, но действует! И нужно нести туда «кровные»! Это молодые реформаторы придумали какую-то хитроумную схему, чтобы хоть немножко «поднять» свой нищий народ, дать ему лишнюю копейку! И несли! И что потом? Так кто на этой части суши главный лохотронщик? И где был лично ты, Турецкий, когда эти пирамиды пышным цветом цвели? Что делал?

— В носу ковырял, — огрызнулся «важняк».

— Ладно, Саня, где ты был и что делал, я знаю, как правило, мы, фигурально выражаясь, в одном окопе сидели, — сбавил тон Грязнов. — Только гонор свой убери. Не суди, и не судим будешь. Сейчас сюда войдет женщина со своей бедой. У нее, кстати, и личная беда есть — болезнь матери. Но она не о ней говорит. И на то, что ее на три тонны кинули, — тоже не жалуется. Она себя винит в смерти подруги и в том, что в дерьмо вляпалась. И хочет отомстить за подругу и гнездовье змеиное разворошить. А ведь могла бы жить дальше и продолжать зарабатывать на друзьях, как это другие там делают. И преуспевают, между прочим. Она сейчас войдет сюда, так что ты нос-то не вороти!

Анна, стоявшая за дверью, слышала каждое слово. Краска заливала лицо, словно ей надавали пощечин. Что ж, все правильно говорит этот брезгливый голос. Она — лохотронщица. И это пятно будет на ней всю жизнь. Но… Но есть смерть Зои, и перед нею ее стыд — ерунда. Так что все равно ты войдешь и все выслушаешь. И сделаешь все, чтобы банда по имени «Терция» прекратила свое существование!

Она распахнула дверь и вошла. Лицо пылало, темные глаза горели и казались огромными на осунувшемся лице. Мужчины смолкли. На секунду в комнате повисла тишина.

— Вот, Александр Борисович, познакомься, — прервал молчание Грязнов — Это Анна Николаевна.