— Это сколько ж времени потребуется, — вздохнул Грязнов-младший.

— Як этому вопросу мог бы и свой аппарат подключить, но, повторяю, боюсь утечки информации. Боюсь, что эта парочка уголовников на крыло поднимется. Тем более что «крыша» наверняка очень крепкая. В той статье, которую журналист написал, сказано, что крыша сидит в Госдуме. Да и сам руководитель Фонда оттуда же. А журналист, между прочим, на следующий день погиб под колесами автомобиля, который с места происшествия скрылся. И найден брошенным в каком-то дворе. И числится он в угоне уже полгода. Так что ребята там действуют быстро и в средствах не стесняются.

— Да и фамилии они в этом Фонде используют наверняка липовые, — вставил Денис, которому не очень улыбалась перспектива «отрабатывать» всех женщин Москвы с достаточно распространенной фамилией.

— Нужно не так. Нужно проникнуть в Фонд под видом гостя. Тогда все проще. И видеозапись можно сделать. И отпечатки пальчиков взять как бы ненароком, — предложил Агеев.

.— Да? И кто же нас туда поведет? Молчите? — Г ряз-нов оглядел соратников. Молчали они весьма красноречиво. — Она не должна. Это опасно. Тем более, что по факту гибели Филипповой возбуждается уголовное дело. И Анна будет находиться под пристальным надзором со стороны Третьяковой. Или я ничего не понимаю в этой бабе.

— То, что опасно, это верно, — пробасил Сева Голованов. — Ее вообще одну дома оставлять нельзя. Она у нас должна проходить по программе защиты свидетеля.

— Уж не ты ли, Сева, собираешься эту защиту обеспечить? — прищурился Грязнов-старший.

— А что? Я человек свободный. И зря вы думаете, что она испугается. Наоборот, рада будет пятно с себя смыть. Я вот за ней наблюдал все время…

— То-то я смотрю, Голованов наш весь день молчит, как воды в рот набрал. Это он за ней наблюдал… Понятно… — улыбнулся Денис Грязнов.

— Вообще, это правильно! Одну ее оставлять нельзя, тем более с ее проблемами. И опасно, Сева прав, — поддержал идею старший Грязнов и как бы серьезно добавил: — В принципе, я и сам человек свободный…

И оглядев публику, которая вытаращилась на него семью парами глаз, расхохотался:

— Уступаю девушку Голованову. Молодым везде у нас дорога! Ты разговори ее. Что там у нее с мамой? Может, мы помочь сможем.

После дачи показаний в здании Генеральной прокуратуры на Большой Дмитровке Аня зашла в кафе. Правда, Турецкий предлагал ей и кофе, и бутерброды, но она категорически отказалась. Зачем же отягощать человека лишними минутами своего присутствия, если вызываешь в нем высокомерную брезгливость? Правда, когда они остались одни, он был сама учтивость и галантность, но Аня очень хорошо помнила его слова, услышанные за дверью. Слова отчасти справедливые. Но безжалостные. Ладно, бог с ним. Важно другое: он просил привезти для дачи показаний еще кого-нибудь. Сказал, что Зоино письмо будет, конечно, приобщено к «делу», но это все же посмертное письмо. А нужны живые пострадавшие, которые могут дать показания в суде, например. Анна сразу подумала о Скотниковых. Кто, как не они?

Допив кофе, она взглянула на часы. Семинар Третьяковой уже начался. Но можно приехать позже. Она обязана увидеться с Анатолием и поговорить с ним. Он, конечно, ослеплен и очарован Ольгой, но если раскрыть ему глаза, не может быть, чтобы он не очнулся.

В кабинет Турецкого еще во время допроса звонил Грязнов и, затребовав к телефону Анну, сообщил, что ее будет охранять Голованов. Будет у нее ночевать. Ну да, как же! И кто этот Голованов? Их там столько было… Попробовала отказаться, но разве генерала переспоришь? Затребовал номер ее мобильника и адрес. Пригрозив, если не даст, найти через базу данных МВД. Только этого не хватало. И еще потребовал доложить, куда направляется и зачем. Ну это уж дудки! Сговорились на том, что Голованов будет ждать ее возле дома в десять вечера.

…Анна вошла в зал, когда действо было в разгаре. Царившая на сцене Третьякова бросила на Лаврову мгновенный острый взгляд. Анна отыскала глазами сидевших в средних рядах Скотниковых. Прошла вдоль стены, встала у колонны. Анатолий ее не видел, поглощенный своей богиней.

— Итак, прошла еще одна неделя. Многие из вас прибавили к своим сбережениям новую сумму, а те, кто не прибавил, непременно сделают это на нынешней неделе. И, господа, проанализируйте причины своих неудач. Может быть, вы слишком заняты на основной работе и у вас остается слишком мало времени для бизнеса? Но стоит ли того ваша работа? Сколько вы там получаете? Гроши! Господин Голушко подсчитал, что за полгода участия в нашем бизнесе заработал столько же, сколько за десять лет на производстве. Понятно?

«Еще бы! Смысл ясен: бросайте профессию, погружайтесь в трясину глубже и глубже. И вам некуда будет деться, кроме как торговать душами оптом и в розницу», — думала Анна.

— И не сдувайтесь! Никогда не сдувайтесь! Вспомните наш флаг! Когда я пришла в этот бизнес, меня тоже посещали сомнения. Мне казалось, что и меня надули, привели в какой-то театр марионеток… — Она при этом снова взглянула на Лаврову. Это что же такое? Скотников уже передал начальнице Анины слова? — Но я подумала, неужели все эти люди собрались, чтобы обмануть меня одну? Я не опустила рук, как это сделали некоторые, те, что решили собственную лень и нежелание слушать и слушаться вменить в вину нам, которые дали им шанс разбогатеть! Эти неудачники, побежавшие искать утешения у продажных писак-алкоголиков, кончающих жизнь в белой горячке или под колесами, не нашли ничего, кроме нашего презрения!

Зал одобрительно загудел. «Это она про Митькина! Это он-то алкаш? Ну-ну…»

— Помните! Я приведу к успеху каждого! Я освобождаю вас от лишних размышлений и раздумий! Вам ничего не нужно придумывать! Все придумано за вас! Главное — слушаться! И никакой самодеятельности! Я, как Данко, несу перед вами свое сердце и освещаю вам путь!

«Боже, как я могла воспринимать все это всерьез, верить этой геббельсовской пропаганде, этому набору штампов?» — ужаснулась Анна.

Тем временем Третьякова объявила, что нынче в качестве релаксации после напряженной работы для надежных партнеров будут исполнены романсы.

— Гость «Триады», шансонье Григорий Заклунный, — объявила она и исчезла за кулисами.

На сцену выскочило некое чучело в костюме паяца. Кривляясь и ломаясь, чучело запело дискантом нечто, отдаленно напоминавшее «Шумел камыш». Закончив, Григорий пискнул в зал:

— А сейчас публика поможет своему Пьеро! Мы вместе споем романс о загубленной страсти. После первой строки мужская часть зала будет помогать мне, под-гавкивая — гав-гав, а после второй милые дамы будут подхрюкивать — хрю-хрю. Ну, начали!

«Неужели они и это сделают?»- ошалела Анна, не ведая, что в глубине кулис этот же вопрос задал Третьяковой исполнительный директор Фонда, Коробов.

— Сделают, — небрежно ответила та. — И мне важно, чтобы они это сделали! После статьи этого ублюдка я должна быть уверена в их абсолютном послушании.