— Но они же постоянно твердят, что я слишком молода. Так нечестно.

— Ты же сама все понимаешь.

— Если звать человека старым невежливо, то и звать кого-то молодым — тоже.

— Твоя точка зрения принята к сведению, — говорю я резко, ей под стать.

Вот как ты сводишь с ума свою крысу. Заманила его в ловушку на острове и капаешь ему на мозги. Номи стоит рядом, и мой телефон жужжит. Сообщение от Шеймуса — собачница отработала с молниеносной скоростью. Он прямолинеен: «Слышал, ты уезжаешь. Это правда?»

Бейнбридж — остров, где никто не слыхал о личных границах.

Номи прищуривается.

— Кто пишет?

Она не имеет права задавать такие вопросы, и самое время преподать ребенку урок.

— Номи, не пойми превратно, однако существует понятие конфиденциальности… — говорю я, одновременно читая нотацию и самому себе. Сам же установил камеры в твоем доме, а теперь расхлебываю. — Всем необходимо уединение. Оно всем на пользу.

— Ясно. Вот почему вы стариков защищаете… вы из того же лагеря.

— То, что я верю в неприкосновенность личной жизни, вовсе не делает меня старым. Просто некоторые вещи должны оставаться тайной для других людей. — Я все еще держу телефон в руке. — Если тебе так любопытно, мне пишет Шеймус.

Она вздрагивает.

— Фу. Он такой прилипчивый…

Не поспоришь.

— Ладно тебе, — говорю я, воодушевленный происходящим, словно Шеймус, Номи и все местные жители наконец-то болеют за нас и умоляют меня остаться. — Он хороший парень.

Суриката пожимает плечами.

— Я работала в его магазине. Недолго, всего пару месяцев. — Машет Нэнси, которая вынимает из почтового ящика каталог одежды «Атлета». — Слушайте, я не против личных границ. Просто вы росли там, где они существуют, чего не скажешь о Бейнбридже. Здесь стоит тебе проехать мимо знака «Стоп», как через минуту придет сообщение от мамы с вопросом, почему ты не остановилась у знака, а кассир на заправке подмигивает и велит ездить осторожнее. И тебе придется ездить осторожнее, потому что мама уже попросила всех в округе следить за твоей машиной. Скорей бы свалить в Нью-Йорк… Надеюсь, я смогу поступить в университет.

Я смеюсь — мы в Кедровой бухте, ты не можешь составить мне компанию на пикнике и коришь себя даже за то, что делала в моей укромной гостиной.

— Я понял, Номи. Правда.

Она стискивает лямки своего рюкзака.

— Меня здесь не было. Наслаждайтесь общением с Шеймусом, только не говорите ему, что я приходила поздороваться. Я должна сидеть в библиотеке, а он точно проболтается маме…

Я показываю, что мой рот на замке, и она удаляется, куда более счастливая, чем пять минут назад. Я переношу вещи назад в дом и снимаю на видео, как Чески и Оньк борются за самую маленькую коробку. Отправляю видео тебе, ты в ответ присылаешь смайлик, и сегодня мне большего и не нужно, Мэри Кей. Беру куклу, которую забрал из твоей гостиной. Кукла в виде Фила, мать его, Рота[26]. Я набиваю куклу кошачьей мятой и бросаю на растерзание; котята сходят с ума, грызут игрушку и отрывают ей конечности.

Боже, как бы я хотел убить Фила ради тебя… Но не стану.

Проверяю твой «Инстаграм» — ничего. Ты в режиме самобичевания, и я смотрю страницу Сурикаты. Она опубликовала селфи с несколькими стариками, меня не отметила и не поблагодарила, однако главное, что ты знаешь о моих заслугах. Ты подарила мне клубнику в шоколаде. И тут мой телефон жужжит. Оливер спрашивает, какие новости, и я отвечаю, что был немного расстроен — чистая правда — и раздумал переезжать.

Я порядочный человек, Мэри Кей. А порядочные люди не убегают. Я не какой-то слабак, удирающий от тебя, чтобы неделями играть в компьютерные игры. Я покупаю Оливеру подарок для Минки, флакон духов от Акселя Кригера под названием «Шанель номер пять, твою мать», и у меня остается время, чтобы приготовить ужин перед вечерним сериалом. Первый эпизод вышел неудачным — слишком много порнографии и эмоционального насилия, — и я уверен, что ты сейчас стыдишься своего поведения. Знаю, ты хочешь скрыть от меня уродливую сторону своей семейной жизни. Тем не менее сегодняшняя серия будет лучше. А если нет, я придумаю, как все исправить.

У меня получилось, Мэри Кей. Я тараканом пробрался в твой дом, и ты не сможешь меня поймать. Ты пытаешься всячески привлечь мое внимание. У твоей крысы в канун Нового года был концерт, а ты осталась дома с Сурикатой. Получив ночью твое радостное поздравление, я ответил тем же и наблюдал, как ты пялишься в экран, набираешь и стираешь сообщения, и в конечном итоге швыряешь телефон на диван. В библиотеке ты тоже оставляешь мне хлебные крошки. Дополняешь секцию «Тихие голоса» сборниками рассказов Ричарда Руссо, чья звезда, по твоему мнению, зажглась и погасла слишком быстро. Я же не высовываюсь, передав инициативу в твои руки. На следующий день ты объявляешь, что идешь в «Старбакс», — я, очевидно, должен был последовать за тобой, но не сдвинулся с места.

Каждый день ты приносишь в свой дом груз обманутых ожиданий — молодец, Джо! — и мучаешься от ломки, зато ваш сериал становится все более захватывающим. В третьем эпизоде ты на взводе. Ты скучаешь по мне и не можешь меня заполучить (ха!), поэтому от досады хлопаешь дверцами шкафчиков. Извинившись перед Сурикатой, ретируешься в спальню, а крысы избегаешь, и сегодня, в эпизоде четвертом, ты не находишь себе места. Ты больше не дуешься, не сверлишь взглядом потолок и не мечтаешь обо мне. Ты в непрерывном движении, роешься в прикроватной тумбочке и вещах мужа, подозревая, что он прячет героин в гитарном чехле или внутри колонок.

Наркотики он не прячет, поэтому ты их не найдешь, хотя важно лишь то, что ты хочешь их найти и отправить Фила на реабилитацию с глаз долой. Впрочем, дело не в наркотиках. Ты ему не доверяешь.

Я же сейчас не на острове, а в Поулсбо, в баре под названием «Старый добрый транс», который наверняка забит под завязку в каждый «пьяный четверг». Здесь довольно легко обнаружить торговца наркотиками Аарона, он же Аякс, он же Не-все-люди-из-Бейнбриджа-одинаково-хороши. Я прочитал о нем на «Фейсбуке», в официальном сообществе острова. Пока все клянут его на чем свет стоит за безвременную кончину некоего Дэйви, наш невозмутимый Аякс сидит за столиком в глубине зала. На нем коричневая кожаная куртка (привет из восьмидесятых), в колонках Брюс Спрингстин рыдает о жадных сердцах, а барменша разливает крепкую выпивку в грязные стаканы. Я встретился с Шеймусом, чтобы выпить пива, и притворился, что мне позвонили по срочному делу, а потом закоулками крался в машину (видишь, Мэри Кей, на что я готов ради тебя), чтобы уехать в Поулсбо.

Заказываю порцию «Дэниэлса» и направляюсь к Аяксу, который при виде меня впадает в панику. Его бьет дрожь.