— Еще только март, я просто перенесу коробки в гараж.

Ты спокойна.

— К нам скоро придет сотня гостей.

А он ребенок.

— Это будет через два месяца, Эм, и они дальше заднего двора не пройдут. Расслабься.

Совет расслабиться обычно имеет обратное действие, и ты ворчишь по поводу минного поля в спальне. Он усмехается, мол, вечеринка будет не в спальне, Эм, и берет в руки гитару.

— Классная строчка. Отличная.

Он с головой уходит в музыку.

— С комодом я разберусь завтра. Поверь, я смогу тебе угодить.

Ты наливаешь себе еще вина. Он не сможет тебе угодить. Никогда, черт возьми, не мог. Ты идешь наверх и мастурбируешь, а я выключаю вашу мыльную оперу: ленивый муж и жена-лисица — надо же, как оригинально! На этот раз я дрочить не хочу. Не сегодня.

Нужно работать усерднее.

Оливер спрашивает, где я (с ним легче иметь дело, когда он не в городе), — отвечаю, что сижу дома (чистая правда), и даже не ругаю за кражу таблеток, потому что Аякс продал мне пару доз героина, которые, как ни печально, придется пустить в ход.

Не прошло и двенадцати часов, а я снова у тебя в гостях, следую твоему привычному маршруту. Ты ежедневно обыскиваешь вещи Фила. Женаты. Встревожены.

Я вкладываю заветный пакетик между страниц «Над пропастью во ржи», которую он хранит в тумбочке у кровати. На обложке наклейка «Бейнбриджская старшая школа» — эх, Фил, тебе бы повзрослеть… Пересекаю комнату и прячу еще один пакет под усилителем (что за человек поставит в спальне усилитель?), а потом подхожу к твоей тумбочке. В ней лежит небольшая книжка — вероятно, твой дневник. Да, знаю, нельзя его читать. И всё же мы в тупике, поэтому я выдвигаю верхний ящик и беру дневник. На первых страницах списки дел: миндальное молоко, выставить комод на продажу, купить комод в собранном виде — ах ты лисица! Хитрая. А самое полезное обнаруживается в конце.

Комод, треклятый комод. Будто Джо в коробке, словно это он у меня на крыльце в чертовых коробках, и я наказываю Фила за то, что не могу быть с Джо, и не могу по-настоящему разозлиться на Фила и Меланду. Ведь я знала. И позволяла им продолжать, получая от этого какое-то болезненное удовольствие, я же действительно отбила его много лет назад, — может, в глубине души я надеялась, что он уйдет к Меланде? Нет, он остался и теперь не уйдет никогда, и я сама не могу его бросить, но как насчет МОИХ чувств? Моего счастья? Боже, я скучаю по Джо. А вдруг это лишь страдания по недосягаемому? Джо в Форт-Уорде. Джо на лугу. Джо, Джо, Джо. Нет, ахахаха.

Хорошие книги опасны тем, что они затягивают, и дикие животные не читают как раз потому, что, погружаясь в книгу, перестают замечать происходящее вокруг. Например, приближение хищника. Несмотря на лень, Фил все же выполнил одну твою вчерашнюю просьбу. Он смазал раздвижную дверь. Убрать смазку невозможно. Вот почему я не слышал, как дверь открылась.

Хотя из телевизоров гремит музыка, до меня доносится звук шагов. Кто-то в доме. Ступеньки поскрипывают под чьими-то ногами.

— Папа? Это ты?

Это твоя дочь. Суриката.

Когда я был маленьким, мама никогда не читала мне вслух. Она вечно приходила домой, валясь с ног от усталости. «Я работаю как проклятая, а ты еще ждешь от меня вечерних сказок?» В общем, я научился читать сам себе. Тут нет ничего сложного, и если история достаточно хороша, можно выйти за пределы своей личности. Ты расщепляешься. Становишься одновременно читателем и слушателем, ребенком и взрослым. И побеждаешь систему. Покоряешь судьбу. В детстве чтение спасало мне жизнь, и спасает меня до сих пор, потому что я всегда держу книги под рукой. Сейчас у меня с собой «Слушатель» Роберта Маккаммона. Ты подарила мне его на прошлой неделе, Мэри Кей, и я уповаю на волшебство, прошу спасти мою жизнь, поскольку Номи стоит на лестнице, прижав руки к груди.

— Вы меня до смерти напугали!

— Ты меня тоже напугала, Номи.

Она вцепляется в перила.

— Что вы здесь делаете?

Я подхожу, шаг за шагом.

— Твоя мама дала мне эту книгу, и я пришел ее вернуть. Думал, кто-то дома… Вы что, телевизоры вообще не выключаете?

Она вздыхает; в голосе больше не слышно страха.

— Папина привычка. Еще потом удивляются, что я наушники не снимаю…

Я спускаюсь по ступенькам.

— Прости, что напугал.

Она пожимает плечами.

— Я решила, что это Шеймус зашел.

Да уж, этот недомерок постоянно тут ошивался, а Номи не боится, уже нет. Она зевает.

— Давайте лучше выйдем на улицу. Мне нравится на воздухе.

Я тяну за ручку двери, которая бесшумно скользит (чертов Фил!), и мы садимся за стол на веранде. Я здесь впервые в качестве твоего друга. Номи берет в руки мою книгу.

— Так почему вы просто не отнесли ее в библиотеку?

Я не даю Номи захватить инициативу и лишь улыбаюсь.

— А ты рановато вернулась из школы, да?

Подловил ее (ха!), и она умоляет не говорить родителям (а я и не собирался). Мой телефон жужжит, Номи опять зевает.

— Кто это?

Сообщение от Оливера.

— Старый друг.

В магазине при казино Оливер нашел брошь в виде лошади с драгоценными камнями за тридцать пять тысяч долларов; я сказал ему, что она безвкусная, он меня послал, а потом все же не удержался от вопроса.

Оливер: Ведешь себя хорошо?

Я: Да, а ты не вздумай покупать драгоценности в Вегасе. Ты же не дилетант.

Смотрю на Сурикату. Она поджала губы и ждет, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом. Неужели под кайфом? Ну, зато не расскажет о нашей случайной встрече.

— Номи, я не врач, но должен спросить… Ты что-то принимала?

— А вы сами ничего не приняли? — Она смеется и вынимает из рюкзака трубку для курения. — Это законно, — говорит с вызовом. Управляться с трубкой Номи почти не умеет, она долго щелкает зажигалкой и явно сконфужена. Неуклюжая. Заходится кашлем. — Я слышала, от марихуаны развивается паранойя. А я родилась параноиком. Может, теперь стану как все…

Она показывает «другую» книгу, которую читает, — новое издание «Хладнокровного убийства» Капоте. Мне больно видеть, как молодая женщина забивает мозги всякой чернухой, но она хотя бы отвлеклась от «Колумбайна», и я улыбаюсь.

— Значит, с Диланом Клиболдом покончено?

Номи стучит трубкой по столу.

— Я же говорила, мне просто нравятся его стихи. Многие хорошие писатели чокнутые.

Она кашляет, и я молюсь, чтобы у нее не случилось передозировки, а Номи спрашивает, живу ли я один, не считая котов. Я киваю, она кашляет и вздыхает.