– Не знаю.

– Положим, – продолжал Люпен. – Но у тебя есть, наверное, еще какие-нибудь сведения, кроме сообщенных тобою Барбаре?

– Никаких.

– Ты лжешь. Два раза в разговоре с ним ты заглядывал в бумаги, которые лежат у тебя в кожаном конверте.

– Да, это правда.

– Ну-с, где же этот конверт?

– Сожжен.

Люпен задрожал от бешенства:

– Сожжен? Так… Ну а ящик из черного дерева? Ведь он в «Лионском кредите»?

– Да.

– И что в нем находится?

– Двести самых лучших бриллиантов из моей коллекции.

Этот ответ произвел самое лучшее впечатление на авантюриста.

– Вот как! Да ведь это, мой милый, целое состояние… Но для тебя это пустяки. Твоя тайна стоит гораздо дороже.

Он взял сигару, машинально зажег спичку, закурил и задумался. Прошло несколько минут в молчании. Вдруг Люпен рассмеялся:

– Ты надеешься, что мои люди не откроют несгораемый шкаф. Возможно, но тогда тебе придется туго. Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы смотреть, какой у тебя вид, когда тебя привяжут к креслу. Раз бриллианты, так бриллианты… или тот кожаный конверт! Можешь выбирать…

Он посмотрел на часы.

– Черт возьми! Уже полчаса прошло. Я вовсе не шучу, Кессельбах. Даю тебе честное слово…

Звонок телефона прервал Люпена. Он схватил трубку и сказал, подражая грубому голосу миллионера:

– Да, это я, Рудольф Кессельбах… Будьте любезны соединить, мадемуазель… Это ты, Марко? Все удалось? Счастливо? Поздравляю, мой милый… Ну, что же вы там нашли? Ящик из черного дерева? Бумаг никаких? Ну а в ящике? Что, хороши бриллианты? Отлично, отлично… Постой, Марко, мне надо подумать… – Он обернулся. – Кессельбах, ты дорожишь этими бриллиантами?

– Да.

– Купишь ли ты их у меня?

– Может быть.

– Сколько ты даешь? Пятьсот тысяч?

– Хорошо… пятьсот тысяч…

– Только вот в чем дело. Как нам обменяться? Чек? Нет. Неудобно. Или ты меня обманешь, или я тебя проведу… Слушай, вот как мы сделаем: послезавтра утром ты отправишься в «Лионский кредит», возьмешь пятьсот тысяч и придешь в Булонский лес… Я привезу с собой бриллианты в саквояже… это будет удобнее, а то ящик очень заметен…

Кессельбах вздрогнул:

– Нет-нет… непременно ящик… мне надо все…

– Та-та-та! – расхохотался Люпен. – Попался, мой милый! Потеря бриллиантов тебя не очень огорчает… будут другие… А вот ящиком ты дорожишь больше жизни… Ну ладно! Ты получишь свой ящик, честное слово Арсена Люпена… завтра утром, по почте…

Он обернулся к телефону.

– Марко, ящик у тебя перед глазами? Что в нем особенного? Черное дерево с инкрустацией из слоновой кости… знаю, знаю… японский стиль из предместья Сент-Антуан. Больше ничего? А!.. Маленькая этикетка с голубой каймой с номером… торговая пометка без всякого значения? Хорошо… А что дно ящика – очень толстое? Нет, не очень. Черт возьми! Значит, нет двойного дна… Вот что, Марко, посмотри внимательней на инкрустацию внизу, или нет, лучше на крышке.

Люпен вздрогнул от радости.

– На крышке, на крышке, Марко! Кессельбах заморгал глазами… волнуется… А, мой милый Кессельбах, разве ты не заметил, что я за тобой слежу? Ну что же, Марко? Что ты там нашел? Зеркало на внутренней стороне крышки? Так… что, оно двигается? Нет? Ну разбей его тогда! Ах да, я говорю тебе, разбей его! Оно совершенно ни к чему! Его потом приделали…

Он закричал нетерпеливо:

– Фу ты, дурак какой! Не вмешивайся в то, что тебя не касается! Слушайся… Что?

Письмо?

С торжествующим видом Люпен воскликнул:

– Что я говорил тебе, Кессельбах! Мы добьемся того, что нам нужно! Победа! Все бриллианты Капской земли и тайна миллионера.

Он приложил трубку к уху и продолжал:

– Читай, Марко, спокойно, внятно… Сначала конверт. Так… Что? Копия письма, находящегося в конверте из черного сафьяна? Хорошо. Ну-с, дальше… Разорви конверт, Марко! Вы позволяете, господин Кессельбах? Сознаюсь, невежливо, но что же делать? Рви, рви, Марко, господин Кессельбах разрешает… Ну что же? Отлично, читай.

Он внимательно слушал, потом сказал:

– Да-с, нельзя сказать, чтобы этого было слишком много. Итак, вот что там: простой лист бумаги, сложенный вчетверо, изгибы кажутся совершенно новыми. Так… Наверху, на правой стороне листа написано: один метр шестьдесят пять, мизинец левой руки обрезан, и далее идет подробное описание примет Пьера Ледюка. Хорошо… Все это написано рукой Кессельбаха… Великолепно… и посередине письма заглавными буквами: «АПООН». Вот что, Марко, ты оставь все это в покое, не трогай ни ящика, ни бриллиантов. Через десять минут я кончу с Кессельбахом, а через двадцать буду у тебя.

Люпен положил трубку на место, прошел в переднюю, потом в комнату, где лежали Чепман и Эдуард, посмотрел, не удалось ли им освободиться от веревок, и возвратился к своему пленнику. Лицо Люпена приняло решительное выражение.

– Кончены шутки, Кессельбах! Будешь говорить или нет?

– Что говорить?

– Не строй дурака! То, что ты знаешь об этом деле.

– Я ничего не знаю.

– Ты лжешь. Что значит слово «АПООН»?

– Если бы я знал, я не стал бы его записывать.

– Положим. Но откуда ты взял его? К чему оно относится? Кессельбах ничего не отвечал.

Люпен заговорил нервным тоном, возбужденно:

– Слушай, Кессельбах, я сделаю тебе предложение. Сын медника из Аугсбурга и король воров могут заключить деловой союз без всякого ущерба для чести того или другого. Я ворую в домах, а ты – на бирже. Одно стоит другого. Итак, я предлагаю тебе, Кессельбах, объединить наши усилия. Ты мне нужен потому, что я не знаю. Я тебе нужен потому, что ты один ничего не сделаешь. Барбаре глуп, а я – Люпен. Это что-нибудь да значит. Идет?

Кессельбах молчал. Люпен продолжал голосом, в котором слышалась дрожь:

– Отвечай, Кессельбах! Если ты согласен – я через сорок восемь часов отыщу твоего Пьера Ледюка. Ведь все же дело только в нем? Не так ли? Отвечай же! Что это за человек? Почему ты его ищешь? Что ты знаешь о нем?

Лицо Люпена приняло угрожающе спокойное выражение, он положил руку на плечо Кессельбаха и сказал сухо:

– Одно слово: да или нет?

– Нет.

Люпен вынул из кармана в жилете миллионера великолепный хронометр, положил его к нему на колени, потом расстегнул Кессельбаху жилет, отодвинул рубашку и, схватив стальной стилет с золотой ручкой, лежавший на столе, коснулся острием того места, где тело слегка колыхалось от биения сердца.

– Последний раз я спрашиваю.

– Нет.

– Господин Кессельбах, сейчас без восьми минут три. Если через восемь минут вы мне не ответите, вы умрете.

III

На следующий день утром, в девять часов, инспектор Гурель пришел в «Палас-отель». Минуя лифт, он направился по лестнице на