Он подошел к рабочим, вручил каждому по сигарете и сказал:«Мне бы хотелось, чтобы вы выкурили их на свежем воздухе». Они знали, что емуизвестно о нарушении ими правил, и они восхищались им, что он ничего не сказалим об этом, сделал им небольшой подарок и дал понять, что с ними считается.

Можно ли не симпатизировать такому человеку? Вы бы могли?

Джон Венамейкер употребил тот же прием. Венамейкер ежедневноделал обходы своего огромного универмага в Филадельфии. Однажды он увидел уприлавка покупательницу, ожидавшую продавца. Никто не обращал на нее нималейшего внимания. Продавцы? О, они сгрудились в дальнем конце прилавка исмеялись, болтали. Венамейкер не сказал ни слова. Спокойно проскользнув заприлавок, он сам обслужил покупательницу, и передав продавцу покупку, чтобы еезавернули, спокойно продолжал обход.

Восьмого марта 1887 года красноречивый Генри Уорд Бичерумер, или как выражаются японцы, поменял миры. В следующее воскресенье накафедру, ставшую безмолвной, был приглашен для проповеди Лиман Эбот. Желаявыступить как можно лучше, он написал, переписал и отшлифовал свою проповедькак можно лучше. Проповедь была жалкая, как большинство написанных работ. Женамогла бы сказать: «Лиман, это ужасно, это совершенно не годится. Ты должен пониматьэто лучше, проповедуя столько лет. Ради бога, почему бы тебе не говорить так,как говорят люди? Почему бы не выражаться естественно? Ты навлечешь на себяпозор, прочитав этот вздор».

Вот, что она могла бы сказать. И вы знаете сто случаев,когда так говорят, и что было бы, если бы она так сказала. Она тоже знала.Поэтому она только заметила, что его речь оказалась бы прекрасной статьей для«Обозрения Северной Америки». Другими словами, она похвалила ее и в то же времянамекнула, что она никуда не годится как речь. Лиман понял, порвал своютщательно подготовленную речь и сказал проповедь не пользуясь даже заметками.

Чтобы изменить человека, не нанося ему обиды, пользуйтесьправилом 2:

ОБРАЩАЯ ВНИМАНИЕ ЛЮДЕЙ НА ИХ ОШИБКИ, ДЕЛАЙТЕ ЭТО В КОСВЕННОЙФОРМЕ.

Несколько лет назад моя племянница Жозефина Карнеги покинулародной дом в Канзас Сити и переехала в Нью-Йорк работать в качестве моейсекретарши. Ей было девятнадцать лет, за три года до этого она окончила школу иее деловой опыт был почти равен нулю.

Сегодня она — одна из совершеннейших секретарш к западу отСуэцкого канала, но тогда она, ну скажем, нуждалась в некотором усовершенствовании.

Однажды, когда я принялся ее критиковать, то сказал себе:«Постой, Дейл Карнеги, постой минутку. Ты вдвое старше Жозефины. Твой деловойопыт в десять тысяч раз больше, чем ее. Как ты можешь ожидать от нее твоеговзгляда на вещи? Твоих суждений, твоей инициативы, как бы скромны они не были?И еще минутку, Дейл, что ты делал в девятнадцать лет? Каким ослом ты был тогда,какие промахи совершал? Вспомни, как ты делал это… то…?»

Обдумав все честно и бескомпромиссно, пришел к заключению,что Жозефина в девятнадцать лет не хуже, чем я был в ее годы и что, как нипечально сознаваться, я недооцениваю ее заслуги.

После этого, когда я хотел обратить внимание Жозефины наошибку, начинал обыкновенно так: «Ты сделала ошибку, Жозефина. Но, знает Бог,она не хуже, чем те, которые делал я. Ты не родилась с умением верно судить,это приходит с опытом. И ты лучше, чем я был в твоем возрасте. Сделав столькоглупых, бессмысленных вещей, у меня нет желания критиковать тебя иликого-нибудь другого. Но не думаешь ли ты, что было бы лучше сделать так илиэдак?»

Гораздо легче выслушать перечисление собственных ошибок,если критикующий начинает с искреннего признания, что сам он далеко небезгрешен.

В 1909 году острая необходимость поступить подобным образомвозникла у князя фон Бюлова. Он был тогда имперским канцлером Германии, а натроне сидел Вильгельм II — Вильгельм Высокомерный, Вильгельм Надменный,Вильгельм — последний немецкий кайзер, создавший армию и флот, которые, как онхвалился, могут обрушить свою мощь на кого угодно.

И вот случилась показательная вещь. Кайзер произнес слова,невероятные слова, которые потрясли весь мир. Чтобы сделать несравненно хуже,кайзер произнес их, эти глупые, эгоистичные, абсурдные заключения публично. Онсказал их, будучи гостем Англии, и дал свое королевское разрешение напечататьих в «Дейли телеграф». Так например, он заявил, что Германия — единственнаястрана, испытывающая дружеские чувства к Англии, что он строит флот противяпонской угрозы, что он только и спас Англию от участи быть поверженной в прахРоссией и Францией, что ему принадлежит план кампании, давшей возможностьанглийскому лорду Робертсу нанести поражение бурам, и так далее.

Никогда еще за последние сто лет такие поразительные словане выходили из уст монарха в мирное время. Весь континент гудел с яростьюосиного гнезда. Англия негодовала. Государственные деятели Германии былиошеломлены. И среди всего этого смятения кайзер пришел в панику и хотел внушитьпринцу фон Бюлову, имперскому канцлеру, чтобы он принял вину на себя. Да,кайзер хотел, чтобы канцлер фон Бюлов заявил, что вся ответственность лежит нанем, что он посоветовал монарху сказать эти невероятные вещи.

«Но, Ваше Величество, — запротестовал Бюлов, — мне кажетсясовершенно невозможным, чтобы кто-нибудь в Германии или Англии мог считать себяспособным сказать такую вещь Вашему Величеству».

Едва эти слова вырвались из уст Бюлова, кайзер взорвался.

«Вы считаете меня ослом, — заорал он, — способным делатьгрубые ошибки, каких вы сами никогда бы не сделали!»

Фон Бюлов знал, что ему следовало бы похвалить, прежде чемосуждать.

Но так как поздно было уже это делать, он сделал лучшее, чтоможно было сделать. Он похвалил после того, как высказал осуждение. И этосотворило чудо, как это часто делает похвала.

«Я далек от того, чтобы внушать такую мысль, — почтительноответил он, — Ваше Величество превосходит меня во многих отношениях, не только,конечно, в знании военного и морского дела, но больше всего в общественныхнауках. Я часто с восторгом слушал, как Ваше Величество объясняли устройствобарометра, или рассказывали о беспроволочном телеграфе или рентгеновских лучах.Я позорно невежественен во всех отраслях естествознания, не имею понятия офизике, химии и совершенно не в состоянии объяснить простейшие явления природы.Но, — пояснил фон Бюлов, — в виде компенсации, я владею известнымиисторическими познаниями, и может быть, некоторыми качествами, полезными в политике,особенно в дипломатии».

Кайзер просиял. Фон Бюлов похвалил его. Фон Бюлов возвеличилего и принизил себя. После этого кайзер мог простить что угодно. «Не говорил лия всегда, — воскликнул он с энтузиазмом, — что мы великолепно дополняем другдруга? Мы должны держаться вместе и мы будем делать это!»