– Почему вы постоянно спорите со мной? – пробормотал я, присев рядом с ней на банкетку.

Эстер не подвинулась. Даже когда я положил руки рядом с ее на клавиши, как будто мы решили сыграть дуэтом.

– Я не спорю. Я поправляю.

Я фыркнул.

– Ваш отец заслуживает большего, чем это.

– Чем что? – вздохнул я.

– Вы отвергаете отца, когда говорите, что не знали его. Точно так же, как отвергаете меня. – Эстер извлекла самый низкий звук на пианино – бом! – поставив точку в своем утверждении.

– Я вас не отвергаю, – сказал я. Как я мог отвергнуть ту, которая занимала все мои мысли с момента нашей первой встречи?

– Хорошо. Так мы друзья? – самодовольно улыбнулась Эстер, давая мне еще один шанс ответить на ее вопрос верно.

– Да, мы друзья, – признал я.

– Да, друзья. Определенно. Но вы также – мой менеджер. И я не позволю вам забрать свои слова обратно.

Я рассмеялся. Смеяться вскоре после тяжелой утраты было так странно… все равно что заводить машину морозным утром. Мое нутро запротестовало, но потом грудь неохотно сотряслась от смеха. Может, Эстер и не отличалась кротким нравом, но она была искренней. И мне ее искренность принесла облегчение. Никаких грустных глаз, никаких слов сочувствия от Эстер Майн, но я внезапно высвободился из оков гнетущей тоски.

– Похоже, вы явились сюда, чтобы поднять мне настроение, – пробормотал я.

– Я этого не говорила. Я сказала, что нуждаюсь в вас. И явилась я сюда ради себя.

Я снова хихикнул, и на этот раз смешок дался мне легче.

– Вам и в самом деле нужно научиться состраданию, Бейби Рут.

– Вы хотите, чтобы я спела? А, помнится, совсем недавно вы пытались спровадить меня, когда я хотела остаться, – засмеялась Эстер вместе со мной, и ее смех был таким звонким и теплым, что я чуть не застонал от удовольствия.

– Это когда вы изъявили готовность переспать со мной, если потребуется? – поддразнил я девушку.

– Я всего лишь проверяла вас, – фыркнула Эстер, но румянец на ее щеках проступил сильнее, и она приподняла волосы над шеей, как будто ей стало жарко.

– Ладно, я действительно хочу, чтобы вы спели, – признался я.

Эстер закатила глаза.

– Я не могу взять и спеть песню по щелчку пальцев.

– Еще как можете! Должны! Вы это уже делали!

– Я была в отчаянии. А теперь нет. Вот вы разве можете написать песню по первому требованию? – подколола меня Эстер.

– Легко, – ответил я, пожав плечами.

Она лишь иронично усмехнулась.

– Назовите мне любое слово, и я вам докажу.

Эстер наморщила свой носик и надула блестящие губки.

– Цыпленок.

– Что за слово пришло вам на ум! – состроил я гримасу.

Девушка тихо хохотнула:

– Извините. Я просто голодна.

И словно в подтверждение этих слов, ее живот заурчал.

– Хорошо, – хрустнул я костяшками пальцев. – Давайте сочиним песню о цыпленке.

– Мне уже не терпится ее услышать.

– В ми мажоре – по первой букве в вашей фамилии? Или в до мажоре – по первой букве слова «диетический»?

– Как насчет соль мажора?.. Цыпленок должен быть соленым, – смеясь, предложила Эстер. – Я хочу вкусного цыпленка.

– Нет. Вам такой цыпленок может не понравиться. Не дай бог окажется пересоленным. – Я наиграл несколько аккордов и определился с ритмом. – Пожалуй, вот так.

Откашлявшись, я начал так же, как Рэй Чарльз начинал петь свою композицию «У меня есть женщина», когда пианино вторит строчкам текста.

– Ты порхаешь по городу, твой голос так звонок, – пропел я и позволил своим пальцам пройтись по клавишам в ответ. – Но я знаю: в душе ты трусливый цыпленок! – Пам-па-ра-рам. – И ты меня боишься. Это здорово!

Эстер радостно взвизгнула, и мои пальцы засновали по клавишам, как лисица в курятнике, – только перья полетели во все стороны.

– Ты боишься меня, но ты так одинока. Убегаешь, дразня, – о, не будь так жестока! – провыл я, и Эстер, откинув голову назад, залилась звонким смехом.

– Ну-ка, крылышки расправь и лети за мной, малышка, – потребовал я, ускоряя темп. – Будем петь и танцевать, каблукам сегодня крышка! Можешь делать вид, что ты – королева средь девчонок, но мне видно с высоты: ты напуганный цыпленок!

Завершив песенку импровизацией в блюзовом стиле, я отвесил небольшой шутливый поклон.

– Господи! Вы это сделали, Бенни Ламент! – покачала головой Эстер. – Вы только что сочинили песню о цыпленке!

– Сочинять песни легко, – повторил я.

И внезапно моя боль-тоска вернулась, сдавив мне грудь и защемив сердце. До чего же трудно было забыть – хотя бы на мгновение, – что отца не стало. Я все время вспоминал о том, что его больше нет. Смех Эстер тоже резко оборвался, как будто и она ощутила ее возвращение.

– Вы поэтому этим занимаетесь? – спросила девушка.

Я пожал плечами:

– Почему каждый из нас делает то, что делает? Я ничего с собой поделать не могу. Никогда не мог.

Эстер сделала глубокий вдох:

– А женщины тоже вам даются легко, Бенни Ламент?

– С чего вдруг подобный вопрос? – нахмурился я.

Эстер посмотрела мне прямо в глаза долгим, пытливым взглядом.

– Иногда мне кажется, что вы что-то испытываете ко мне, – медленно произнесла она. – Ваша доброта наводит меня на мысль, что вы обо мне заботитесь. И в то же время вы… вы стремитесь как можно быстрее избавиться от меня. Я не могу вас понять. Вы дразните меня. Вы даже припомнили мое предложение переспать с вами. А сами ни разу не попытались меня поцеловать.

– В ловушку угодить легко. Но я никогда не попадаю в ловушки, – сказал я.

– Почему?

– Не отваживаюсь. В тот момент, когда ты попадаешь в зависимость от того, что якобы делает тебя счастливее – будь то табак, алкоголь или наркотики, – в этот самый момент ты теряешь силу. Ловушкой может оказаться что угодно. Даже люди. Особенно люди.

– Значит, вы избегаете всего, что может сделать вас счастливее? – спросила Эстер.

– Счастливее меня делает музыка. И сочинение песен. Работа… вот что приносит мне счастье.

– Похоже, я начну вас называть не Биг-Беном, а Святым Бенни. Святым Бенедиктом, – пробормотала Эстер.

– Еще в детстве я хорошо усвоил один урок: лучше хотеть то, чего не имеешь, чем иметь то, чего не хочешь, – сказал я.

– А вы когда-нибудь голодали? Вы когда-нибудь замерзали? Вам приходилось оставаться одному? – покачав головой, возразила Эстер. – Лучше иметь, чем хотеть!