– Вы видели моего отца? – выдохнула Эстер.

– Вы больше похожи на мать, чем на него. Хотя что-то общее у вас с ним есть. Вокруг глаз. Бо Джонсон показался мне огромным. Но, повторюсь, мне было всего восемь лет.

– Он был… здесь?

– Он сидел вон там, – указал я рукой на диван, увидев вдруг перед глазами Бо Джонсона так ясно, как будто все, что я описывал, случилось вчера. – Меня разбудил его голос. Я подумал, к нам явился сам Бог.

– Почему? – прошептала Эстер.

– У него был такой зычный голос! Я так и не смог его забыть. Я объяснял это его ростом или шириной грудной клетки. Но ваш голос обладает таким же свойством. Так что моя версия оказалась неверной…

Эстер высвободилась из моих рук и, пошатываясь, побрела к дивану. Она рухнула на него так, словно ее ноги внезапно подкосились. А ее юбка в горошек раздулась, как парашют. Я присел рядом с Эстер, но не вплотную. Девушка была потрясена, и я ждал, пока она придет в себя и обратится ко мне с расспросами.

– Почему она мне этого не рассказала? – спросила Эстер таким глухим голосом, словно ее грудь придавило что-то тяжелое.

Мне не надо было уточнять, кого Эстер имела в виду. Единственной женщиной, которая все знала, была Глория Майн.

– Она боится. Мне стало это ясно при нашей встрече. Она знает слишком много, чтобы не бояться. Наверное, она думала, что вам же будет лучше, если вы ничего никогда не узнаете. Глория попросту дала вам то, что у нее уже имелось. И что она могла объяснить – семью.

И снова долгое, задумчивое молчание.

– А почему вы мне это рассказываете, Бенни? – спросила Эстер.

– Я не хотел этого делать.

– Так почему же вы сейчас мне все это рассказываете?

– Кто-то убил моего отца. Не при попытке ограбления. И не случайно. Думаю, что это как-то связано с вами. С вами, вашими родителями. А может быть, и с нашей музыкой.

Эстер наконец-то подняла на меня свои темные глаза. Ее взгляд был непроницаем, лицо закрытым, но она уже не думала о бегстве.

– Расскажите мне все.

И я рассказал ей все, что смог вспомнить, – о каждой капле крови, о каждом слове, слетевшем с отцовских уст, о своих размышлениях, терзаниях и неуверенности в себе с того момента, как я впервые увидел Эстер в «Шимми». Я рассказал ей о Сэле. Я рассказал ей про закон Манна и тот год, который ее отец провел в тюрьме. Я рассказал Эстер о том, как спел Бо Джонсону его песенку и как он убедил меня ничего не бояться. А когда я вспомнил, как Бо Джонсон рассказал мне, что его Бомбой прозвала мама за то, что он ломал и крушил все, к чему прикасался, Эстер снова начала подрагивать. Я подумал, что она заплачет, но ее лишь сильнее забила дрожь. Эстер задала мне еще несколько вопросов, и я постарался на них ответить. Если ответа я не знал – так и говорил ей. А когда я признался, что мне больше нечего сказать, Эстер опять погрузилась в молчание. Затем она встала и подняла с пола фотографию, брошенную часом ранее.

– Отвезите меня домой, Бенни, – попросила она.

Я обулся, надел пальто, подхватил чемодан, который уже упаковал, и мы покинули квартиру отца. Тогда я не знал, вернусь я назад или нет. И если вернусь, то когда…

Ток-шоу Барри Грея

Радио WMCA

Гость: Бенни Ламент

30 декабря 1969 года

– Ваша песня «Бомба Джонсон» – о реальном человеке. Она месяцами возглавляла чарты. Расскажите нам о Бо Джонсоне, Бенни, – просит Барри Грей.

– Мой отец считал Бо Джонсона величайшим из боксеров всех времен, – говорит Бенни Ламент.

– Бо Джонсон также – отец Эстер Майн.

– Да, сэр. И именно по ее настоянию мы стали петь эту песню. Эстер хотела, чтобы весь мир узнал его историю.

– За всю свою профессиональную карьеру Бо Джонсон не проиграл ни одного боя и всех противников отправлял в нокаут. Мне запомнилось, как он в 38-м уложил Джеймса Брэддока, – добавляет Барри Грей.

– Он нокаутировал даже моего отца, – замечает Бенни Ламент.

– И положил конец его боксерской карьере.

– Да, это так. Но отец не обижался на него из-за этого. Они с Бо Джонсоном были друзьями.

– Карьера Бо Джонсона резко оборвалась, когда в 1939 году его посадили в тюрьму за нарушение закона Манна – закона о торговле белыми рабынями, – говорит Барри Грей.

– Бо Джонсона посадили в тюрьму за то, что он выехал из штата вместе с матерью Эстер – белой женщиной, на которой он собирался жениться, – поясняет Бенни Ламент, в его голосе звучит напряжение.

– Женщиной, на которой собирался жениться Бо Джонсон, была Мод Александер, оперная певица и наследница весомого состояния. Она была внучкой Тадеуша Морли и дочерью Рудольфа Александера. Морли и Александеры встали в один ряд с такими фамилиями, как Рокфеллеры, Вандербильты и Карнеги в Нью-Йорке, – информирует своих слушателей Барри Грей.

– Могущественные люди, – соглашается Бенни.

– И они не проявляли интереса к этой песне?

– Нет, мистер Грей, она не вызвала у них интереса.

Квартира Эстер была по площади сопоставима с квартирой отца, но проживало в ней шесть человек. Мани и Элвина дома не было, а Ли Отис слушал радио и одновременно просматривал газеты. Когда мы вошли, паренек тотчас же вскочил на ноги и начал мне показывать свои таблицы.

– Они крутят нас почти столько же, сколько артистов из первой десятки! Мы с ребятами слушаем поочередно. Сейчас моя очередь. И крутят нас не только в Нью-Йорке. У WABC имеются дочерние станции по всей стране, в ночные часы они ретранслируют ток-шоу Барри Грея на пятидесяти площадках. Дядя Росс сказал, что «Ни одного парня» пустили в эфир даже в Филадельфии. А еще мы разговаривали с родственниками в Бостоне. У них ее тоже крутили. А у мамы есть сестра в Монтгомери. Она сказала, что прослушала ее на прошлой неделе два раза, но так и не наслушалась.

Глория и Арки Майн смотрели маленький телевизор; Глория параллельно гладила. Едва мы переступили порог, как Арки выключил телевизор, а она отставила утюг. Глория была в тапочках и светло-розовом платье, прикрытом фартуком, но на ее шее висела нитка жемчуга, а щеки были подрумянены. Похоже, она чуть ранее ходила в церковь. При виде меня женщина явно испытала замешательство, ее руки в смятении скользили по фартуку. Эстер сохраняла хладнокровие. Она невозмутимо встала рядом со мной. И как бы мне ни хотелось, уйти я не смог.

– Мы поговорим обо всем этом позднее, – мягко прервала брата девушка. – Нам с Бенни нужно перекинуться парой слов с мамой. Прямо сейчас.

– Примите мои соболезнования, Бенни, – застенчиво пробормотал паренек. – Ваш отец был славным.