– Я не подразумевал житейские желания – еду или одежду.

– А что вы подразумевали? – прошептала Эстер.

Напряжение между нами нарастало, и на какой-то миг я даже насладился сладкой болью.

– Мечты. Которые побуждают тебя смотреть вперед… и двигаться вперед. Вот какие желания я имел в виду. Это те желания, которые идут тебе на пользу. Которые заставляют тебя пробуждаться и вставать по утрам. Даже если это простое желание совладать с голодом, холодом и сохранить безопасную дистанцию между собой и угрозой.

Я глубоко вздохнул, а затем прошептал:

– Вам следует попробовать.

Эстер сердито покосилась на меня, и я ей подмигнул. Вспыхнув гневом, она вскочила с банкетки, а я со смехом потянул ее назад, но уже к себе на колени. Ее лицо оказалось на одном уровне с моим. Ее глаза. Ее губы. Ее дыхание… Я перестал смеяться. Мы смотрели друг другу в глаза. И я услышал стук ее сердца… или, может быть, своего… Оно колотилось так сильно. Так быстро. Та-там. Та-там. Та-там. В его биении звучала песня!

– Вы слышите это? – спросила Эстер.

– Я слышу ваше сердце, – ответил я. – Мое стучит в ответ.

– Оно говорит мне: «Привет». Или, может, «Прощай»?

– Нет-нет! Оно твердит: «Не уходи! Меня не покидай!»

– Скажи «Привет!», не говори «Прощай!», – прошептала Эстер.

Мы произносили каждую строчку в одном ритме и рифмовали стихи, прислушиваясь к стуку наших сердец.

– Мы только что сочинили еще одну песню? – спросил я.

Эстер засмеялась – тем самым рокочущим смехом, который заставлял меня закрыть от наслаждения глаза. Ия… поцеловал ее. Я больше не слышал биение ее сердца. Но ощущал ее губы, ее прерывистое дыхание. И ее руки на своих щеках. Ее пальцы обвили мое лицо, и мне захотелось поглотить ее всю и сразу. Но я этого не сделал. Даже не попробовал. Я просто обнял ее за талию и прижал свои губы к ее, моля их открыть. Эстер поводила губами взад-вперед, как бы приветствуя меня. Она была как бальзам, и на какое-то мгновение я ей позволил утешить себя. А себе – вкусить сладость ее рта, почувствовать нежность ее рук и упругость тела. Мне захотелось и дальше ее целовать. И гораздо большего…

Я поднялся, не выпуская Эстер из объятий, а ее губы не разомкнулись с моими. Сладкая боль желания переросла в острую потребность; наш поцелуй стал накаленным и отчаянным, как будто время подходило к концу и через считаные секунды все должно было измениться. А может, это изменились мы. Мои руки лежали на ее бедрах, ее пальцы теребили мои волосы, и, невзирая на затуманившее разум вожделение, я сознавал: это не Агнес Тол. Мне не нужно молить и стонать, мне не хочется ее отпускать. Это не Агнес Тол и не Маргарет Бонди. И ни одна из тех женщин, которых я избегал или отвергал. Это Эстер Майн! И я в нее влюблен! Эта мысль окунула меня в реальность.

– Подождите, Эстер, подождите, – выдохнул я, вскинув голову. Я не мог… ни минутой больше я не мог любить эту девушку, ее тело, ее губы, не рассказав ей всего: кем был я, кем была она и сколько неприятностей мы могли на себя навлечь.

Ее помада стерлась, мы оба тяжело дышали. Эстер сглотнула, ее глаза взмолились, а губы разомкнулись. Я едва не слился с ней в новом поцелуе. Но… вместо поцелуя усадил ее на скамейку, а сам отступил в сторону и прикрыл рукой глаза, заслоняя предмет влечения. Эстер встала, шагнула ко мне, и я понял: дотронься она до меня снова, и я уже не смогу сделать то, что должен.

Я подошел к пианино и отыскал фотографию – ту самую, которую отец вручил мне в «Чарли» и попросил отдать Эстер, когда я с ней сближусь. Каким-то образом старик догадался, что так произойдет. Возможно, он знал меня лучше, чем я думал.

– Вы должны кое-что увидеть, – сказал я. – И кое-что узнать. А мне нелегко это вам рассказать.

Эстер выжидающе приподняла брови. Я протянул ей фотографию, запечатлевшую Бо Джонсона рядом с хрупкой женщиной: с таким же надменно вздернутым подбородком, как у Эстер, с такой же прямой спиной, аккуратной, изящной фигуркой и с такими же скулами и овалом лица.

– Что это? – нахмурилась Эстер. – Кто… кто это?

– Это вы мне скажите, – постарался я произнести как можно мягче.

– Это мой отец, – сказала Эстер. – Это Бо Джонсон. Но эту женщину я не знаю.

– Посмотрите на нее, Эстер. Посмотрите внимательнее. А потом скажите мне, кто это.

Эстер вгляделась в изображение, и ее дыхание стало прерывистым, а руки задрожали. Сходство было неоспоримым.

– Эта женщина – ваша мать. Ее имя – Мод Александер.

Эстер непреклонно покачала головой.

– Нет!

– Присядьте, Бейби Рут, – ласково попросил я, взяв Эстер за руку.

И в тот же миг ощутил на своей руке шлепок ее ладони.

– Мы же не друзья, помните? Не смейте прикасаться ко мне так – по-дружески. – Швырнув на пол фотографию и подхватив на ходу свое красное пальто, Эстер устремилась к двери.

– Сукин сын, – выругался я, теряя самообладание.

За каких-то шестьдесят секунд мы перешли от поцелуев к выпусканию когтей. От моего самоконтроля остались клочья, я даже было подумал просто отпустить ее. За входом в дом наблюдал Тони-толстяк. На улице дежурила его бригада, а один из его парней бродил по моему этажу. С Эстер ничего не случится… Я застонал: «Кого ты пытаешься обмануть, черт тебя раздери?»

– Вы хотите убежать отсюда, Эстер? – спросил я. – Сказать по правде, мне совсем не хочется гнаться за вами по лестнице. Мне придется отыскать ботинки и надеть куртку. И к тому времени, как я это сделаю, вы умчитесь уже далеко. Даже на таких каблуках. Так что можете не бежать, а спокойно идти. Но рано или поздно вы пожелаете узнать эту историю. Почему бы вам не выслушать ее сейчас, от меня?

Эстер замешкалась на пороге, покачнувшись в своих высоченных туфлях. Я подошел к ней сзади и осторожно обнял. Очень осторожно. Прижался щекой к ее кудряшкам. Мне показалось, будто я держу штангу в вагоне метро. От напряжения, охватившего Эстер, все ее тело дрожало.

– Послушайте меня, Бейби Рут. У нас есть проблемы. Но я не смогу ничего объяснить, пока вы не узнаете правду.

Эстер не расслабилась в моих объятьях, но и не отстранилась. Она превратилась в слух.

– Как рассказал мне мой старик, ваш отец любил вашу мать, и она его любила. Он никогда не жил с Глорией Майн. Он был в тюрьме, куда попал по одному ложному обвинению. А когда вышел на свободу, вернулся к Мод. Они хотели быть вместе. Строили планы. А потом она умерла. Как она умерла? Не знаю. Но я знаю, что ваш отец пришел сюда, к моему отцу, и принес вас. Вы были еще совсем крохой. Он положил вас вот сюда, на этот диван. И попросил моего отца отнести вас Глории Майн. Я сам это слышал. Я тогда ничего не понял. Я был еще ребенком, а он был… Бо Джонсоном. Впрочем, мы оба были тогда напуганы. Я это помню очень хорошо.