— Кто это был? — спросил Герт совсем не соннымголосом.

— Карчинский, — ответила я, — приходилзабрать свою картину.

— Гонишь, — сказал Герт и сел на постели. —Что ему было от тебя нужно?

— А почему ты спрашиваешь сейчас, а не вышел сам, когдамы с ним так мило разговаривали? — в свою очередь, спросила я.

— Лень было вставать, — признался Герт, почесываяживот. — Да ведь он и не стал бы при мне говорить.

— С чего ты взял? — Я присела на крайкровати. — Он ведь, кажется, твой друг.

— Но этот друг не ко мне приехал со своим делом, апритащился к тебе посреди ночи, — резонно ответил мой дружок. — Такведь, моя милая?

— Так-то оно так, — я начала злиться, — нопочему ты не вышел? Гад ты последний, вот и все.

— Да не хотел я вам мешать. — Герт потянулся комне и, несмотря на мое сопротивление, все-таки привлек к себе. — Некипятись, малышка, давай лучше поговорим. Чего он от тебя хотел?

— Он хотел, чтобы я улетела завтра в Москву и передалаот него одному человеку посылку и письмо. И как мне теперь поступить? Лететьили не лететь?

— А ты что решила? — спросил Герт, поправляя моиволосы. — Сама как думаешь?

— Полечу, наверное, — неуверенно ответилая. — Не думаю, что это может быть опасно. Не бомбу же он посылает.

— Не бомбу, факт. — Герт взъерошил волосы. —Вряд ли это связано с чем-то криминальным. У него и здесь хватает заморочек. Акогда вернешься? — перевел он разговор.

— Завтра же и вернусь. Вечером. Так что ты, мой милый,будешь весь день предоставлен сам себе. Только давай без глупостей.

— Есть, мой генерал, — Герт дурашливо приложилруку ко лбу. — К твоему возвращению я буду ожидать тебя дома с розами ишампанским.

— Лучше с горячим ужином. — Я шутливо хлопнула егопо спине. — Давай-ка укладываться, милый, а то мне завтра вставать чутьсвет.

Герт согласно покивал, но отпускать меня совсем несобирался. Спорить с ним было бесполезно, и я решила отоспаться в самолете.

* * *

Черт возьми! Черт бы побрал весь авиатранспорт вместе совсеми авиапассажирами! Черт бы побрал не в меру разговорчивых соседей, которымвсе равно на кого изливать свое красноречие! Черт бы побрал климактерическийсиндром, который делает некоторых особей женского пола просто невыносимыми!

Ну как, скажите на милость, можно думать о чем-то хорошемили красивом, если старая облезлая выдра громким визгливым голосом весь полеттерзала мой слух о перенесенных всеми ее родственниками операциях. К концуполета я дошла до кондиции и уже просто была готова применить физическую силу кэтой старой дуре, чтобы она с многочисленными увечьями снова попала наоперационный стол. И чтобы достался ей хирург-маньяк и садист. Вот тогда бы моядуша хоть немного успокоилась.

Злая, раздраженная, невыспавшаяся, я наконец-то миновала всепрепоны аэровокзала, которые и придуманы только для того, чтобы доказать людям,насколько они ничтожны, и выкатилась на улицу. Черт бы побрал Карчинского с еговазой!

— Эй, дамочка, — окликнул меня неторопливыйголос, — желаете куда-нибудь?

— К черту на рога, — огрызнулась я, — или кчертовой бабушке в деревню, если вы только знаете адрес.

— Конечно, дамочка, как же нам не знать такой простой адрес, —водила ощерился, показывая неровные желтые зубы. — Могу с ветеркомдомчать, могу немножко помедленнее ехать. Согласны?

— Угу, — я угрюмо кивнула. — Ладно, поехали.Адрес по дороге скажу.

Водитель оказался словоохотливым мужичонкой. Веселый, но в меру,ненавязчивый, не наглый, он спокойно рулил, развлекая меня немудренымипобасенками. Что-то такое было в больших, чуть навыкате глазах и курчавыхволосах, что роднило его с Яшей Лембаумом.

— Вы еврей? — напрямую спросила я.

— А что, так сильно заметно? — Он слегкаповернулся ко мне. — Как говорит моя дорогая мамочка Роза Израилевна:«Принадлежность к избранному народу все равно не скроешь». А вас это оченьсильно раздражает?

— Нет, — я пожала плечами. — Я просто такспросила. Вы мне напомнили одного моего сотрудника, Яшу Лембаума.

— Вот здорово! — Он засмеялся. — А я Йосик.То есть Иосиф Ленперг. Видите, даже фамилии у нас с одной буквы начинаются. Ивсе-таки, дамочка, куда вас отвезти? Или вы просто хотите покататься по городу,пока не исправится ваше плохое настроение?

Может, это и не самое умное решение — тратить деньги,катаясь по Москве, но мне действительно необходимо было немного прийти в себя.Как же мне не хватает моего Измайловского парка! Как мне не хватает серогонизкого неба и серой воды Невы! Хорошее настроение на самом деле мне можетвернуть только родной Питер. Такой сырой, такой продутый всеми ветрами, новсе-таки родной.

— Знаете, — сказала я, — отвезите менякуда-нибудь, где я смогла бы немного побыть одна, подышать воздухом. Ведь естьже у вас парки. Сокольники, что ли…

— Нет, — Йосик даже притормозил немного, — ненадо вам в Сокольники, я вас лучше в Останкино отвезу. Там прекрасныйботанический сад. Походите, подышите, сразу в себя придете. Согласны, дамочка?

— Конечно, — я немного повеселела. — Скажите,а почему вы все время говорите «дамочка»?

— Потому что моя дорогая мамочка Роза Израилевна сдетства учила меня быть вежливым. — Йосик снова разулыбался. —«Девушка» говорят, когда хотят завязать какое-то близкое знакомство илинавязать свое общество. Это больше подходит для русских или кавказцев. Толькопоследние говорят «дэвушка» и обязательно подмигивают. А что, разве не так?

— Так. Все правильно. — Я уже смеялась. — Авы, Йосик, оказывается, веселый человек.

— А жить печальным на белом свете было бы слишкомгрустно, — заключил еврей, водитель и философ. — Ну вот, мы почти иприехали.

— А почему почти? — удивилась я. — Кажется,прямо отсюда и можно гулять.

— Можно, — согласился Йосик. — Но я хочуподвести вас поближе к ботаническому саду. А знаете что, — он повернулсяко мне, — если вы мне скажете, сколько времени здесь пробудете, то я завами могу приехать. Уверен, что прилетели вы в Москву не только затем, чтобы вботаническом саду погулять.

— Хорошо, — ответила я. — Мир, оказывается,не без добрых людей. Думаю, что часа полтора мне вполне хватит.

Я пошла по дорожке и услышала позади себя шум отъезжающеймашины. Даже если Йосик не вернется вовремя, как-нибудь доберусь. В концеконцов, Карчинский не указал мне точное время, когда я должна явиться в Центркорейской культуры. А значит, Александру Паку придется немного подождать еговазу мэбен.

Уходя все дальше, я поддевала носком сапога опавшие листья ивспоминала то чудо, которое видела на выставке Карчинского.