подойдя ближе, вдруг заметила, что у Димки не просто припухшие губы. Его лицо было покрыто красными вздутыми пятнами. Лялька опустилась на колени у кровати, разглядывая спящего брата. Рас­трепанные волосы, слипшиеся влажные ресницы, будто он плакал, эти отвратительные пятна… Она где-то читала, что от аллергии человек может умереть. Что бывают какие-то отеки, когда человек может задохнуться, если ему вовремя не помочь. И что помочь может только врач. Сергей говорил про уколы. Значит, приступ был вот такой? Когда только врач? Димка мог задохнуться?

Вопреки данному дяде обещанию, Ляльке до смерти за­хотелось разбудить Димку, услышать хриплый со сна голос, увидеть недоумение в его глазах. Если его будили, он всегда был такой: растерянный, непонимающий, что от него хотят, и какой-то беззащитный. Бурчал что-то невпопад, огрызался.

Лялька осторожно убрала с Димкиного лба прядь влажных волос. На его лбу тоже оказалось розовое пятно. Совсем как лак на ее ногтях. Лялька посмотрела на собственные пальцы и увидела, что они дрожат.

На ее плечи опустились тяжелые руки.

— Лена, пусть он поспит. Отек сразу не сойдет, но опасности уже нет. Мы ему еще капельницу скоро поставим, и будет как новенький.

«Капельницу?» — хотела переспросить Лялька, но у нее не получилось. Совсем.

Повинуясь рукам Сергея, она встала с пола и позволила вывести себя в коридор. Там их ждал Ромка. Все такой же напряженный и испуганный.

— Все будет хорошо, — Ромкин голос звучал уверенно, но Лялька уже знала цену его словам.

Так же уверенно три года назад он говорил сначала о том, что скоро все наладится и всем им станет легче, потом говорил, что он всегда будет рядом и всегда ее во всем поддержит, потом — что наличие Рябининой не изменит его отношения. Но за три года ничего так и не наладилось и легче совсем не стало. Он, перебравшись в Москву, стал еще дальше, чем был, когда учился в Лондоне. А Рябинина и вовсе его забрала.

«Ты мне все время врешь или сам веришь во всю эту чушь?» — хотела спросить Лялька, но голос вновь не послушался. И это ее впервые испугало. Почти так же сильно, как пятна на лице у Димки.

Лялька бросила взгляд на Сергея, будто всерьез ожидала от него помощи. Только как он поможет? Психологиня говорила, что это у нее от головы.

Лялька попятилась по коридору к своей комнате. Она не хотела быть одна, она хотела помощи, но никто из них не мог ей помочь. Никто из них даже не понимал, что случилось.

— Ляль, — Ромка поймал ее за плечи. — Всё хорошо будет. Димка поправится и научится наконец смотреть на то, что тащит в рот.

Впервые в жизни уверенный Ромкин тон ее совсем не успокаивал. Наверное, что-то в Ромке сломалось. Или в ней. Или в них обоих.

— Ш-ш-ш, не плачь, — Ромкин лоб разрезали горизонтальные линии.

Лялька смотрела на него такого, и реветь хотелось еще больше. Кажется, она его почти совсем потеряла, а если еще потеряет Димку... Было страшно до крика, но кричать не получалось. Звуки вообще будто пропали.

Ромка притянул ее к себе и крепко обнял. Лялька уткнулась носом ему в шею. Стало почти хорошо, почти правильно. Только все равно страшно за Димку.

Она хотела, чтобы ей пообещали, что с ним все будет хорошо.

— Все будет хорошо, Ляль! Правда, — произнес Ромка, погладив ее по волосам. Как будто прочитал ее мысли. Вот только Лялька почему-то опять не поверила.

Тамара Михайловна позвала их ужинать, и Ромка выпустил ее из объятий. В эту минуту Лялька почти ненавидела их домработницу. Она бы даже, наверное, сообщила ей об этом, вот только заговорить вновь не получилось.

— Идем? — Ромка улыбнулся и сжал ее пальцы. Лялька отстраненно подумала, что он ведет себя с ней совсем как до Рябининой. Но тут же пришла мысль, что это не потому, что он так хочет, а потому, что просто боится за нее, боится ее молчания. Вот только разница была в том, что сейчас Лялька и сама боялась своего молчания. Будто в этот раз оно ей управляло, а не наоборот.

У Димкиной комнаты Лялька потянула Ромку к двери. Ей нужно было увидеть брата. Тот по-прежнему спал. Дышал ровно, и краснота, кажется, стала немного меньше. Но у Ляльки от страха сдавило горло и, видимо, снова потекли слезы, потому что Ромка опять протянул: «Ш-ш-ш» — и вывел ее из комнаты.

Ели они в молчании. Сергей то и дело хватался за стакан с соком, но так ни разу и не отпил, Ромка сидел напротив Ляльки и бросал на нее встревоженные взгляды, а Лялька с усилием проталкивала запеченные овощи в горло и думала о том, что Ромка сейчас уедет и она останется один на один со своими страхами. Наверное, будь здесь только Сергей, Лялька цеплялась бы за него. Но между Ромкой и Сергеем выбор был очевиден.

— Пойду капельницу поставлю, — наконец произнес так толком и не поевший Сергей и встал из-за стола.

— Помощь нужна? — Ромка тут же вскочил со своего места.

— С Леной побудь.

Сергей вышел из кухни, и Ромка медленно сел на стул.

— Ляль, не молчи, пожалуйста, — негромко попросил он. — Хочешь, погуляем? Поговорим о чем-нибудь. Про ВДНХ расскажешь. Про парня этого своего.

«Он не мой. Я все наврала», — хотела сказать Лялька, но снова не смогла.

Встав из-за стола, она приблизилась к подоконнику, на котором лежали блокнот и ручка. Тамара Михайловна почему-то всегда составляла списки покупок в блокноте, игнорируя телефон.

«1. Цв.кап. 2. Перч., 2 уп. 3. Морк!!!» — было написано на первом листе. Лялька вырвала последний листок из блокнота и написала в верхнем левом углу: «Я не могу говорить».

Заглянувший ей через плечо Ромка шумно выдохнул:

— Почему?

«Не знаю».

«Страшно».

Ромка ничего не сказал, и Лялька повернулась к нему, боясь увидеть в его глазах недоверие. По сути, у него ведь не было никаких причин ей верить. Она ведь столько лет молчала, чтобы они побегали вокруг нее, чтобы он звонил по несколько раз в день, чтобы писал каждый час.

Ромка вглядывался в ее лицо так внимательно, что она прикрыла глаза. Страшно было не только от того, что она не могла произнести ни звука. Страшно было от того, что она стояла перед ним в ярком освещении кухни вот такая: ненакрашенная, испуганная, зареванная, уступавшая Рябининой по всем фронтам, а он смотрел на нее так внимательно, что наверняка видел всю ее никчемность и внутреннюю пустоту.

— Ляль, — прошептал Ромка, — давай мы созвонимся с твоим психологом?

Лялька помотала головой.

— Пожалуйста, — добавил он и осторожно сжал ее плечи.

Лялька выскользнула из его рук и, повернувшись к подоконнику, написала: «Она не помогает. Она вообще ничего не понимает».

— А ты хочешь заговорить? — вдруг спросил Ромка.

Лялька растерянно к нему обернулась.

— Ну, может быть, ты сама не хочешь, — она прищурилась, и он поспешно добавил: — В смысле, неосознанно. Я просто читал про Димкины панические атаки, — зачастил Ромка. — Там много всякого пишут. Что это все от головы, и что мозг выдает вот такие физические реакции, что мозг вообще очень много всего может. И…

Лялька вскинула брови и схватила Ромку за руку.

— Оу, ты не знала про панические атаки? — убитым голосом уточнил он, каким-то образом поняв, что именно зацепило ее в его словах.

Она и правда понятия не имела, что у Димки бывают панические атаки. Хотя знала, что это такое. Читала как-то на форуме.

— Давно? — испуганно прошептала она, и у Ромки на лице отразилось облегчение.

Лялька прижала ладонь к губам. Получилось. У нее получилось заговорить. Вот только порадоваться толком не вышло, потому что у Димки, оказывается, бывают панические атаки, а еще прямо сейчас Сергей ставит ему капельницу.

— Я точно не знаю, — тут же пошел на попятный Ромка. — И он меня убьет, если узнает, что я проболтался. И Сергей убьет. Впрочем, пофиг уже, — как-то обреченно закончил