Из Фиониного кабинета выскочила Дунька. Она размахиваласумочкой и на ходу засовывала руку в рукав, и семенила, чтобы не поскользнутьсяна высоких каблучищах.

– До свидания, – попрощался Белоключевский и не двинулся сместа – стоял и ждал, пока Дунька и Лиза попрощаются со всей компанией, и,только пропустив их вперед, пошел следом.

– А он ничего, – шепнула Дунька, перехватывая ремень сумки,которая скользила с гладкого меха шубы. – Я думала, что все хуже.

– Хуже некуда. – Лиза обернулась и уперлась в него взглядом.Он смотрел на нее в упор, не отводя очень темных, почти черных глаз. Онамоментально смутилась, как девочка, и взяла сестру под руку. – Наверное, я еголюблю.

– С ума, что ль, сошла, Лизка?!

– А что мне делать?!

– Как что?! Немедленно прекратить всю эту ерунду! Как тыможешь его любить, когда ты его совсем не знаешь!

– Да наплевать мне, знаю я его или нет! Я его люблю.Наверное.

– Лизка, я все скажу папе, он приедет и запрет тебя на замокв квартире!

– Посмей только. Мне сто лет в обед, я сама себе хозяйка.

– Я тоже считала, что любила, когда выходила за своегокренделя, и вон что вышло! Не смей даже думать ни про какую любовь, и вообще онподозрительный тип!

– Я все слышу, – вдруг сказал негромко этот самый тип. – Выособенно не увлекайтесь.

– Черт побери, – под нос себе пробормотала Дунька. И громко:– А раньше вы не могли сказать?!

– Не мог, – отозвался Белоключевский. Вспыхнули и погаслифары его огромной машины, щелкнули замки. – Как же я мог сказать, еслиподслушивал! Я бы тогда не смог подслушивать.

Лиза посмотрела на Дуньку, а Дунька на Лизу, и они вдругзахохотали, как девчонки-шестиклассницы, которым десятиклассник состроилсмешную рожицу.

– Садитесь, – пригласил Белоключевский и открыл заднююдверь.

– Нет, я не могу, – вмиг становясь озабоченной, отказаласьДунька, – у меня здесь машина, и мне надо вернуться на работу. У меня новыйшеф.

– Садитесь, – повторил Белоключевский с нажимом. – Нам всеравно надо поговорить. Вы что, не можете оставить здесь вашу машину?

– Здесь? – неуверенно переспросила Дунька. – Как здесь?

– Вот прямо здесь, – ответил Белоключевский и обвел рукойстояночку. – Непосредственно в этом самом месте. На глазах у охраны вашейдрагоценной тетушки.

– Она мне не тетушка, а свекровь.

Лиза уже пролезла в остывшее сумрачное от тонированныхстекол нутро, и следом послушно полезла Дунька, продолжая рассуждать о том,почему она никак не может с ними ехать и почему машину оставить тоже никакнельзя.

Белоключевский сел за руль и завел мотор.

– Сейчас станет тепло, – пообещал он, поправил решеткуотопителя и посмотрел на девиц в зеркало заднего вида.

– Ну что?

– Что? – переспросила Лиза.

– Я слушаю.

– Что ты слушаешь?!

– Я слушаю, что мне расскажет твоя сестра.

– Я?! – поразилась Дунька. – Я должна вам рассказывать?!

– Должны, – подтвердил Белоключевский с сочувствием, – иименно мне. Похоже, я единственный из всех присутствующих пока нахожусь вздравом уме.

Дунька раздула ноздри.

– Да кто вы такой, вашу мать?! Я вообще не желаю с вамиразговаривать! Это вы мне должны сказать, во что вы втянули мою сестру, чертпобери!

Белоключевский тронул машину и снова посмотрел в зеркало.Глаза у него смеялись.

– Надо бы чаще друг другу, – продекламировал он, – истину туповторять: девицам вашего круга стыдно приличий не знать.

Дунька стала хватать ртом воздух, а Лиза засмеялась.

– Не материтесь, – попросил Белоключевский. – Вам не идет.Вы же хотите, чтобы мы во всем разобрались. Так что говорите толком. Все попорядку.

– Что я должна говорить вам толком и по порядку?! Тяжелаямашина медленно ползла со стоянки.

Бросив взгляд в сторону галереи, Лиза вдруг увиделарасплывчатый силуэт. Почти прижавшийся к стеклу. Человек, распластавшись потонированной гладкости, не отрываясь следил за их машиной.

– Димка! Посмотри! – Что?

Белоключевский повернул голову, и Дунька полезла смотреть,насела на Лизу и засопела ей в ухо. Лиза оттолкнула Дунькину физиономию, но онаопять придвинулась.

– Кто это?

– Федор Петрович, кто же еще! – пробормотал Белоключевский.

– Дима, почему он на нас смотрит?

– Похоже, мы чем-то сильно его напугали.

– Чем мы могли его напугать?!

– Я не знаю. Простите, – опять взгляд в зеркало заднеговида, темные веселые глаза. Что он веселится-то?! – Как мне вас называть? Дуня?Евдокия?

– Называйте как хотите, какая уж теперь разница! Только неЕвой!

– Евой?!

– Это ее так муж называет. Фионин сыночек. – Ева?!

– Заткнитесь! – приказала Дунька сквозь зубы.

– Нет, но Ева – это чудесно. Волшебно просто.

– Тогда я буду называть вас Мотя.

– Как?! – перепугался Белоключевский.

Они обе так ему нравились, что хотелось во все горлосмеяться, рассказывать глупые анекдоты, играть «в гляделки» – в общемпроизводить впечатление.

«Они мои, – вот как ему почему-то думалось. – Они обе – мои.

Одна возлюбленная, другая ее сестра, но они мои, только мои,и я никому их не отдам. Никогда. Почему они появились так поздно?! Почемураньше их у меня не было?! Если бы были, может, и жизнь сложилась бы как-топо-другому – радостнее, веселее, легче, понятней? А я сорок два года понятия неимел, что такие существуют на свете.

Настоящие. Живые. Только мои».

Лиза, вывернув шею, все смотрела на Фионину галерею, котораямедленно растворялась в пелене новогодней метели.

– Почему он следит за нами?! Что ему нужно?

– Дуня, – спросил Белоключевский, – вы ни о чем таком с нимне разговаривали?

– Я с ним вообще не разговаривала. – Сильно наклонившись всторону, Дунька нашарила в кармане сигареты и зажигалку. – Будешь?

Лиза отрицательно покачала головой.

– Ну вот. Я приехала, чтобы поговорить с Фио-ной про Вадима.Но она мне ничего не сказала. Только то, что он собирался к тебе, и все. Азачем, она не знает. Она даже не знает, ездил ли он в Рощино.