Больно было везде, но, когда пальцы Мономаха коснулись копчика, Алла поняла, что до сего момента ничего не знала о боли: она заверещала, как поросенок на бойне, и задергалась, словно через нее пропустили разряд тока. Однако мощный нажим сверху не позволил Алле скатиться с лавки, и ей пришлось смириться. Руки Мономаха проворно двигались по ее спине, разминая, растирая, разрывая тело пополам! Алла громко стонала, испытывая не только сильнейшие болевые ощущения, но и ужасный стыд, как перед тренером, так и перед другими спортсменами, вынужденными слушать ее завывания. Она зажмурилась, чтобы никого не видеть. Если бы Алле случилось все-таки открыть глаза, она бы увидела только взгляды сочувствия, а не осуждения: в таком деле, как скалолазание, травмы — дело привычное, и практически каждый здесь испытал на себе коварство искусственных «вершин» — и не раз.

— Может, «Скорую»? — услышала она чей-то голос.

— Сами справимся, — отозвался Мономах. — Защемление поясничного нерва — это не смертельно, хоть и исключительно болезненно!

Через какое-то время Алла почувствовала, как боль постепенно отступает. Она боялась поверить в это, а потому лежала неподвижно, дабы не спугнуть неожиданное ощущение облегчения: ей уже начало казаться, что мука никогда не кончится и отныне ей придется жить с ней и привыкать к новому существованию.

Внезапно спину обдало жутким холодом.

— Господи, что это?! — взвизгнула Алла.

— Спрей с лидокаином, — спокойно пояснил Мономах.

— Вы что, всегда носите его с собой?

— Разумеется. И он не раз меня выручал!

— Ой… слушайте, стало гораздо легче! — обрадованно произнесла Алла. Спина, правда, потеряла чувствительность, но одновременно и боль ушла! — Я даже могу встать, наверное…

— Не стоит, полежите еще, дайте лидокаину сделать свое дело.

Алла была слишком умна, чтобы ослушаться доктора.

— Ну как, получше? — поинтересовался Мономах через несколько минут.

— Кажется… совсем ничего не чувствую! — с удивлением ответила Алла. — Я уже и забыла, каково это — когда ничего не болит!

— Это из-за спрея. Балетные после него еще спектакль дотанцовывают! Потом снова заболит — понадобится с десяток сеансов массажа. Еще вам придется делать упражнения — я покажу, какие. Это — плохая новость. Хорошая — у вас ничего не сломано.

— Действительно, отличная новость, не знаю, как вас и благодарить!

— Я, наверное, должен ответить, что благодарить не за что, но на этот раз, уж извините, я потребую платы. Вернее, мне нужна услуга.

Аккуратно скатившись с лавки, Алла осторожно потянулась, проверяя, на месте ли все кости, и с любопытством взглянула на Мономаха.

— Вы опять во что-то ввязались, Владимир Всеволодович? — спросила она с легким чувством беспокойства: лицо Мономаха выглядело очень серьезным, и ей это совершенно не нравилось.

— Признаюсь честно, вы правы, — не стал отпираться он. — Присядем?

Двигаясь осторожно, все еще не уверенная в способности тела ей подчиняться, Алла проследовала за Мономахом в закуток, где располагался стол и все для того, чтобы после тренировки расслабиться, выпив чая или кофе. Аккуратно опустив свои пострадавшие телеса на скамейку, она подняла на Мономаха вопросительный взгляд в ожидании пояснений.

— Алла Гурьевна, я хотел попросить вас посетить диетолога.

Алла широко распахнула глаза: она ожидала чего угодно, только не этого! Он же в курсе, что у нее есть диетолог — неужели ему кажется, что их совместных усилий недостаточно?! Алла и сама переживала, что весы давненько не радуют ее сдвигом стрелочки влево, и все же…

— Вы меня неправильно поняли! — воскликнул Мономах, видимо, прочтя все это на ее расстроенном лице. — Мне нужно для дела!

— Для… дела?

— Это не просто диетолог, а вполне определенный человек. В квалификации которого я, мягко говоря, сомневаюсь. Я сходил бы к нему сам, но…

— Ну да, это было бы странно: вы — и к диетологу! — быстро согласилась Алла.

— И я не могу попросить никого из знакомых женщин, потому что…

— Потому что они все стройняшки!

— Нет, потому что придется долго объяснять, зачем это понадобилось.

— Ну мне-то вам придется объяснить, Владимир Всеволодович. Итак, зачем вам все это понадобилось?

Мономах нерешительно мял в руках салфетку.

— Владимир Всеволодович, по-моему, я имею на это право, — добавила Алла, видя его сомнения. — Не можете же вы требовать, чтобы я вслепую отправлялась к какому-то там горе-эскулапу! Разве не лучше, если я буду в курсе всего? Тогда я смогу вести себя естественно и выяснить все, что вам нужно!

— Ну хорошо, — согласился Мономах. — Честно говоря, я и не рассчитывал, что вы не станете задавать вопросы, просто…

— Просто вы боялись, что я не пойму ваших мотивов? Бросьте, мы же не первый день знакомы: я успела привыкнуть, что вы постоянно ввязываетесь в истории!

— Помните, я рассказывал вам об одной пациентке, которая вылезла в окно и сорвалась с крыши?

— Конечно, — кивнула Алла. — У нее еще имя было такое красивое — Калерия, верно?

— Точно.

Глубоко вздохнув, Мономах начал свой рассказ. По мере того как он говорил, лицо Аллы все больше мрачнело. Когда Мономах закончил, она некоторое время молчала.

— Ну что скажете, Алла Гурьевна? — первым нарушил тишину Мономах. — Вы согласны посетить этого Давида Губермана?

— Я-то согласна, — заговорила Алла, едва сдерживаясь, — только вот, Владимир Всеволодович, честное слово, если бы вы только что не избавили меня от боли, я… я бы вас просто-напросто задушила!

Мономах непонимающе уставился на нее. Его круглые серо-голубые глаза походили на чайные блюдца.

— Я что-то не совсем… — начал он.

— Если бы вы раньше рассказали мне все, — перебила Алла, — знаете, сколько времени мы бы сэкономили?!

— Какого времени?

— Моего времени, Владимир Всеволодович, моего и моих сотрудников!

— Да вы можете выражаться яснее, в конце концов?!

— Я сейчас веду дело, в котором… Короче, после ваших слов я вижу определенное сходство между вашей пациенткой и моей жертвой. Почему вы и Гурнов не связались со мной, когда узнали о наличии в организме вашей балерины нейротоксина?!

— Погодите, но откуда я мог знать о вашей проблеме, ведь вы ничего мне не говорили! — развел руками Мономах. — Если бы в деле Куликовой обнаружился криминальный след, я бы обязательно вам сообщил, но то, что Калерия принимала какой-то препарат — возможно, незарегистрированный, — еще не говорит о преступлении! Потому-то мне и необходима ваша помощь, понимаете?

Мономах прав, он не обязан был рассказывать о том, что случилось с юной балериной, ведь он понятия не имел, какое дело расследует ее группа! Имела ли Алла право сердиться?