первую очередь он хотел привлечь на свою сторону эту влиятельную силу и не дать ей стать зачинщиком национального бунта, а наоборот, использовать для усмирения порывов национализма, которые слишком легко могли всколыхнуть народ, еще лелеявший память о былом величии; во-вторых, он стремился как можно крепче держать ее под своим контролем. Он колебался между этими двумя стремлениями в зависимости от сиюминутных обстоятельств.

С одной стороны, Птолемей твердо держал египетских жрецов в руке. Они, как и любое другое сословие в Египте, подвергались пристальному надзору и контролю со стороны царских чиновников. К верховному жрецу каждого храма был прикреплен назначенный царем наблюдатель (эпистат) храма[368]. Хотя сельскохозяйственная продукция «священной земли» сверх того, что оставляли хлеборобам, по большей части, как мы предполагаем, шла храмам, примерно с 170 года до н. э. управление священной землей оказывается в руках государства, и очень возможно, что оно обладало им еще с первых лет правления династии. «Священную землю», так же как и «царскую», сдавали в аренду мелким земледельцам, а продукцию доставляли не прямо в храмы, а в царские тесавры[369]. Некоторое количество земли, называвшейся gē anhierōmenē, «посвященной землей», было, во всяком случае после 118 года до н. э., освобождено от налогов, и им распоряжались сами жрецы. Царь получал определенный доход от жрецов за счет налогов, хотя их налоговое бремя было легче, чем у массы туземного населения. Жрецы — или, быть может, как в римские времена, официально установленное число жрецов каждого храма, — были освобождены от подушного налога. Храмы должны были выплачивать царю натуральный налог на «священную землю», который был отменен Розеттским декретом (196 до н. э.), но при этом сомнительно, что его отменили навсегда, а не на время. Размер налога установлен в одну артабу с каждой аруры зерновой земли и керамион вина с каждой аруры виноградника. Он был меньше обычного земельного налога[370]. Кроме того, как уже говорилось, жрецы должны были ежегодно поставлять царю тонкую льняную ткань. Каждый «священник» всех четырех фил при посвящении в сан должен был заплатить «инициационный налог» (телестикон). Мы также слышим о налоге epistatikon hiereōn, который, по-видимому, выплачивался группами жрецов из разных храмов за привилегию выбирать своих эпистатов.

Кроме того что жрецам приходилось выплачивать чужеземному царю налоги деньгами или натурой, от них еще требовалось постоянно выражать ему преданность. Каждый год (пока Птолемей V не освободил их от этого) они должны были присылать делегации в Александрию, чтобы засвидетельствовать царю свое почтение. В каждом храме царю поклонялись как богу, связанному (synnaos theos) с египетскими божествами, которым был посвящен храм. Жрецы должны были вырезать на храмовых стенах изображения македонских царей и цариц в одеждах и позах египетских фараонов в роли настоящих богов и сопровождать их иероглифическими надписями, в которых содержались священные титулы древних правителей страны, и благодеяния и милости новых царей навечно запечатлевались в камне. Таким образом, изображение Птолемея на стене египетского храма — это всего лишь обычное изображение фараона в соответствии с традициями священного искусства; оно не является попыткой придать ему портретное сходство с оригиналом, и по тем памятникам мы не можем строить догадки о том, как выглядели или как одевались Птолемеи и Клеопатры в реальной жизни.

Подвергнув египетских жрецов такому контролю и возложив на них такое бремя, Птолемеи при этом были готовы осыпать их многочисленными дарами. Оказание чести местным богам было их политикой. Сразу же по прибытии в Египет в качестве сатрапа Птолемей Сотер одолжил жрецам 50 талантов на погребение быка Аписа[371] — заем, о возврате которого, по словам Буше-Леклерка, ему «несомненно, хватило такта не просить»; а о том, что птолемеевский двор регулярно заботился о культе священных животных, можно судить по надписям времен Птолемея II (Пифомская стела), Птолемея III (Канопский декрет) и Птолемея V (Розеттский декрет). Там не говорится, выплачивал ли царь фиксированные суммы на службу в великих храмах, помимо приношений египетским богам, которые он делал по особым случаям, но выражения, использованные в Канопском и Розеттском декретах, даже в большей степени Пифомской стеле[372], возможно, подразумевают это.

Некоторых из представителей верховного жречества царь, хотя и был чужеземцем, лично вводил в сан с соблюдением церемоний — во всяком случае, в последний период правления династии. До нашего времени сохранилось несколько надписей, в которых говорится о великом жреческом роде, члены которого занимали пост верховного жреца Птаха в Мемфисе на протяжении всей эллинистической эпохи. Один из них по имени Петубаст прославился тем, что еще в возрасте десяти лет был введен в сан Птолемеем Александром I. «Царь Птолемей, зовущийся Александр, бог Филометор, ввел его в дом божий. Он отпил перед царем. Царь дал ему… из золота, ленту и кожаную мантию как жрецу Птаха на… празднике. Он водрузил золотой убор на его голову, как водружали на его праотцев, в его десятый год, что равно двадцать восьмому году царя»[373].

Иероглифическая версия Розеттского декрета, в греческой части которого говорится только «те, кто был назначен жрецами с первого года», гласит: «Жрецы, которых царь поставил в храмах с первого года».

Здесь мы подходим к вопросу об апомойре, по которому мнения ученых, как хорошо известно, разделились. Факты, которые можно считать достоверно установленными, таковы. Когда Птолемей II взошел на трон, египетские храмы имели право взимать с арендаторов виноградников, огородов и садов налог, установленный в размере доли от продукции (греки называли его апомойрой), для служения египетским богам. Вероятно, это право они получили еще с фараоновских времен. В 264 году до н. э. Птолемей его значительно изменил. С этого года, если не раньше, апомойра, установленная в размере шестой части продукции (hektē), должна была выплачиваться натурой (то есть определенным количеством амфор вина) с виноградников и деньгами с парадисов (садов и огородов), и новым законом царя передавалась для отправления культа Арсинои, «Богини Филадельфии», «для жертв и возлияний»; и с 264–263 годов до н. э. налог взимали уже не жрецы, а государство. С этим согласны все; но споры вызывает смысл данной меры. Одни считают ее «лишением государственной религии доходов ради царской выгоды», «актом грабежа» (М.). Политическая мудрость Птолемеев замаскировала это присвоение священных доходов царем под видом религиозного пожертвования. Отныне вся апомойра направлялась в царские сокровищницы, и царь лишь возмещал храмам то, что считал нужным, жалуя им взамен свои милости или ежегодные субсидии. Мнения, что эта мера была невыгодна храмам и выгодна царю, придерживается не только Магаффи, но и Буше-Леклерк, Ростовцев и Шубарт. С другой стороны, Отто утверждает, что она была