Честно говоря, сегодня, немного раньше, она с ними не боролась.

Она возненавидела самоуверенного аристократа, который позволил им подумать, будто он убил свою дочь, только потому, что имел право это сделать, так как она опозорила его своей беременностью.

Стоит ли удивляться, что эта история сильно задела ее — так думала Леонора Валери из Милазии. Стоит ли этому вообще удивляться? Неужели ей следовало тогда, дома, встать на колени и пылко благодарить своего дорогого отца за то, что он оставил ей жизнь? Только убил мужчину, которого она любила, и отправил ее в религиозный приют?

Она могла представить себе этих двоих вместе — Влатко Орсата из Дубравы и Эриджо Валери из Милазии. Представляла себе, как они опустошают одну за другой чаши вина после охоты и жалуются на опозоривших их дочерей и утрату ложной мечты о чести.

Но та, другая девушка — Юлия — не умерла. «Я бы никогда этого не сделал», — сказал ее отец, стоя рядом с мертвым сыном и лужей крови на мраморном полу.

Леонора не находила в себе жалости. Ни тогда, ни теперь, видя, как он выходит из той внутренней комнаты вместе с Даницей, отцом и сыновьями Дживо и Правителем с его помощниками.

Эти люди пытались убить Марина. Даница — ее подруга Даница из Сеньяна — убила младшего Орсата. Второй раз она лишила человека жизни в присутствии Леоноры.

— В Сеньяне все женщины такие? — спросила она тогда, в море, на «Благословенной Игнации». Очевидно, нет. Слухи о том, что женщины Сеньяна отрезают руки и ноги врагов и пьют капающую из них кровь, были всего лишь слухами. «Полезными слухами», — сказала Даница со своей койки в темноте.

Они также не могут управлять ветром, приливами и отливами. «И накормить своих детей во время блокады», — с горечью добавила она.

Сейчас, в палате заседаний Совета, где постепенно удалось навести порядок, Правитель Дубравы быстро разобрал несколько вопросов. Члены Совета снова расселись по своим местам. «Они еще не совсем успокоились, они сильно взволнованы», — думала Леонора Валери. Мужчины все такие. И женщины тоже.

У нее возникло ощущение, что Правитель пытается вернуть спокойствие посредством сухой точности выражений. Она сомневалась, что ему это удастся — после двух смертей, вести о которых наверняка захлестнули город, подобно волнам прилива.

Тем не менее они приступили к решению проблем. Секретарь записывал. Наверное, проблемы здесь решались так же, как и в Совете Двенадцати. Она слышала, что говорит Правитель Дубравы; она была одной из проблем, для решения которых они собрались в это весеннее утро.

Даница Градек, бывшая жительница Сеньяна, теперь проживающая в их республике, будет оштрафована на сто дубравских серебряных сералей. Ее вина в том, что она тайно пронесла и применила оружие в палате Совета.

Это большая сумма. Но приговор тут же был компенсирован похвалой, прозвучавшей с этого красивого кресла. Даницу превозносили за умение быстро соображать и мастерство, которое спасло жизнь ее нанимателя. «Дубрава, — сказал правитель, — обязана поблагодарить ее за то, что она предотвратила это убийство». Эти слова вызвали ропот в палате.

Два благородных семейства их города, как сказал правитель, уладили свои прискорбные разногласия. Он ничего не сказал о Юлии Орсат, и это хорошо.

После этого речь пошла исключительно о деньгах. Семья Орсат согласилась выплатить семье Дживо большую сумму за нападение на Марина.

Правитель заговорил о долгах, возникших во время азартных игр, о споре двух молодых людей из-за ставки. «Таким будет объяснение этой истории», — подумала Леонора. Им только и нужна какая-то история, и не обязательно правдоподобная.

Правитель замолчал. Андрий Дживо поднялся. Он сказал, что Дживо с радостью заплатят штраф за Даницу Градек. Он сказал, что она спасла жизнь его ребенку. Он так и сказал — «ребенку». Марин с непроницаемым лицом стоял в противоположном конце палаты.

Старший Дживо повернулся к Леоноре, поклонился и сказал ей то же самое — что она спасла жизнь Марину. Это она заметила арбалет наверху. Обе присутствующие в этой палате женщины заслужили благодарность семьи Дживо. Он выразил сочувствие семье Орсат в связи с утратой, высказался насчет вреда азартных игр. Сказал, что поговорит об этом с обоими своими сыновьями. На лице старшего сына появилось негодование. Марин слегка улыбнулся. Отец поблагодарил Совет и сел.

Правитель обратился к Леоноре. Она стояла перед ним, опустив глаза, в черном платье. Он выразил сожаление по поводу гибели ее мужа и твердое намерение поступить с ней по справедливости. Он спросил, почти извиняющимся тоном, будет ли приемлемым, если они напишут ее отцу относительно выкупа, выплаченного пиратам. Они надеются, что ее уважаемая семья (опять это слово) решит этот вопрос, понимая, что выкуп потребовали бы с них, если бы ее захватили, и что ей грозила бы большая опасность.

— Конечно, вы можете написать моему отцу, — мрачно ответила Леонора.

Что еще она могла сказать?

Другие касающиеся ее вопросы, заявил правитель, будут рассмотрены в свое время. Он полагает, что она удобно устроилась в доме Дживо?

— Да, — ответила Леонора. — Они проявили безграничное сочувствие к моему горю в это печальное время.

Обсудили планы похоронной службы по Вудрагу Орсату, члену совета. Правитель пообещал проинформировать членов Совета насчет дня ее проведения. Работа органов управления и совещания на это время приостановится — кроме советов по вопросам безопасности.

Они покинули палату. Все они вышли на площадь, потом на улицу, освещенную утренним солнцем. Леонора пошла домой вместе с отцом и сыновьями Дживо, Даницей и капитаном в этот весенний день.

Она не задержалась в доме. Попросила дать ей сопровождающего. Она получила инструкции от Совета Двенадцати, и ей нужно было их выполнять, пока не появится какой-нибудь способ освободиться. Если, конечно, таковой вообще появится.

Дживо отправили с ней телохранителя.

Было еще слишком рано заявить всем, что она не вернется домой. Или, правильнее сказать, не вернется в Серессу, которая никогда не была ее домом. Дома она лишилась. Она говорила об этом с Даницей прошлой ночью. Потом высказала мнение, что она безнадежно поглощена самой собой, если просит совета у подруги, которой завтра предстоит предстать перед судом, после которого ее, возможно, будет ждать палач.

Даница улыбнулась. У нее была одна улыбка, которая не выражала никакой радости или удовольствия. У нее была и другая улыбка — Леонора уже видела ее, — которая могла согреть, но эта улыбка появлялась редко.

Но сегодняшний день стал более светлым. «Возможно, Даница обязана жизнью Орсатам, — подумала Леонора, — организовавшим нападение на Марина Дживо». Так меняется судьба человека. Мужчины и женщины могут жить и умирать так же случайно, как ложатся кости во время игры в таверне. Она подумала о Якопо Мьюччи. Она все еще пыталась удержать в памяти его лицо.