Перо не просто путешественник по дорогам мира, и не просто еще один шпион Серессы, он — художник, как и его отец, и ему поручено очень важное дело. Возможно, он этого не заслужил, но каждый ли человек получает то, что заслужил, на радость или на горе?

Он сидел в винной лавке Дубравы весенним днем, наслаждался едой и вспоминал те портреты, которыми когда-то восхищался. Интересно, как выглядит калиф. Высокого роста, как он слышал. Бледный. С большим носом.

Можно испугаться, когда перед тобой такая трудная задача. Можно было бы опрометью броситься выполнять эту задачу, как сумасшедший всадник на шеренгу солдат с копьями. Или можно было постараться проявить зрелость, вдумчивость, понимание того, что Джад (и Совет Двенадцати) сделал тебе подарок — или дал шанс получить подарок, — и нужно отнестись к задаче очень внимательно.

Он заплатил по счету и снова вышел на улицу. Уже наступил вечер, солнце опускалось в море и в облака над ним, улица и затененные аркады заполнялись людьми. Перо пошел назад, на запад, потом вверх по лестнице, любуясь фонтанами за стенами и башнями. Потом он опять вошел в дом, где жили серессцы.

Когда он вошел, там была Леонора Мьюччи.

Его интерес к собственному искусству, путешествию и пункту назначения сильно ослабел.

Перо был достаточно самокритичен, чтобы находить это забавным, но лишь немного. Он в нерешительности стоял в дверях гостиной, глядя на нее.

Она была одета в черное, черная шляпка прикрывала заколотые наверх волосы. Рядом с ней сидел Джорджо Франи, в чьи обязанности входило давать советы важным гражданам их республики, когда они проезжали через Дубраву. Разумеется, она относилась к таким людям. Насчет нее должны были принять решения, для выполнения которых потребуются деньги и связи. Вероятно, они уже сейчас окончательно принимаются. Перо этого не знал, не мог знать.

«Когда она говорит, ее рот очень красиво выговаривает слова, — подумал он. И следом: — Я идиот».

Франи вел себя как высокопоставленный чиновник, каковым он и являлся, конечно. Он умел мгновенно становиться и льстивым, и надменным, в зависимости от того, кто ты такой. Сейчас он держался подобострастно. Перо он не нравился. И еще меньше стал нравиться, когда Перо увидел, как близко этот заботливый мужчина придвинул свой стул к стулу вдовы доктора.

Он одернул свой сюрко, придал лицу нейтральное выражение и вошел в комнату. Поклонился.

— Здравствуйте, синьора Мьюччи, — произнес он.

Она подняла на него взгляд. Улыбнулась, потом быстро, скромно опустила глаза.

— Синьор Виллани! Я надеялась найти вас.

Она надеялась найти его?

Перо удалось откашляться и заговорить.

— Я к вашим услугам, синьора.

— Не будет ли с моей стороны чрезмерным злоупотреблением вашей добротой, если я попрошу вас прогуляться со мной? Ваше мнение по одному вопросу было бы очень ценным для меня.

Он был почти уверен, что ему удалось ответить на ее просьбу. Конечно, он ответил, так как несколько минут спустя они оказались на улице, освещенной солнцем. Значит, он произнес нечто подобающее случаю, правда?

На улице она обратилась к своему телохранителю из особняка Дживо, велела ему возвращаться домой и сказать, что синьор Виллани проводит ее до дома. Синьор Виллани энергично закивал в знак согласия.

— Этот ужасный человек! — сказала синьора Мьюччи, когда они спускались по каменным ступеням. — Этот Франи! Его нужно вымочить в фонтане, чтобы избавить от запаха духов. Фу! Простите меня. Я чуть не задохнулась. Мне нужен был предлог, чтобы уйти!

— А! — глубокомысленно произнес Перо. Потом: — Да, — а затем: — А! Духи. Да. Он употребляет большое количество духов.

«Большое количество духов?» Ему захотелось дать себе по голове.

— Вымочить в фонтане, — повторила она.

— Вымочить! — радостно согласился он. Они подошли к Страден. Он увидел фонтан, но не смог придумать никакой остроумной реплики.

Она улыбнулась ему.

— Вы уже заходили в святилище возле дворца?

— Нет, — солгал он.

— Сходим туда? Я бы хотела помолиться — о Якопо, и поблагодарить за сохранение жизни Даницы. И Марина Дживо. И моей собственной, наверное.

— Я могу помолиться в благодарность за все это, — произнес Перо, возможно, с излишним энтузиазмом. Она опять улыбнулась, не разжимая губ, опустив глаза.

На этот раз в святилище оказалось больше людей. Слышались молитвы, произносимые шепотом, мужчины и женщина беседовали — почти наверняка о том, что произошло сегодня утром на противоположной стороне площади. Лысеющий священник расставлял свечи по обеим сторонам от алтаря для вечерней службы. К нему из боковой двери подбежал мальчик с охапкой белых свечей. Поймав взгляд священника, он сбавил скорость и прошел остаток пути шагом.

Они сделали знак диска, нашли место, где смогли встать рядом на колени, чуть в стороне от других. Леонора Мьюччи не пользовалась духами (у нее только что умер муж!), но Перо до боли ясно ощущал аромат ее волос и живо чувствовал ее присутствие рядом. У него кружилась голова, и он был счастлив.

Она закончила молиться, открыла глаза, но все еще стояла на коленях возле него.

— Вы слышали, что произошло сегодня утром?

— Кое-что слышал, — ответил он.

Она рассказала ему. Только люди не должны знать, предупредила она, что дочь семьи Орсат послужила причиной того, что ее брат напал на Марина Дживо.

— Я вам доверяю, — сказала она. — И, возможно, вы сумеете мне помочь. Я бы хотела нанести визит этой девушке.

— Зачем? — удивленно спросил Перо.

Она бросила на него взгляд, на этот раз без улыбки.

— Потому что я сомневаюсь, что к ней допускают посетителей. Она сейчас одна. Но ее семье, возможно, будет трудно отказать мне.

Перо подумал над этим. Покачал головой.

— Если она ждет ребенка, и ее отослали прочь, чтобы это скрыть, семье будет не трудно отказать посетителям, синьора. Особенно иностранцам из Серессы.

Она вздохнула:

— Я боялась, что вы это скажете.

— Мне очень жаль.

Она покачала головой.

— Нет. Мне нужно, чтобы мне говорили правду.

— Я буду говорить правду, — заверил Перо. Он сдержался и не прибавил «всегда». Но потом, через несколько мгновений, прибавил: — Я вам солгал раньше, синьора. Я был здесь сегодня. Но так как вы хотели увидеть святилище, я…

Она тихо рассмеялась. Кто-то оглянулся на них. Она прикусила губу, опустила голову, как требуют приличия. И прошептала:

— Значит, это была добрая ложь, синьор Виллани.

— Вы мне ее разрешаете?

Она не ответила.