он открыл мой проект, а затем страница за страницей начал просматривать план кампании, над которой я работала в течение нескольких месяцев. Вопросы были глубокие и содержательные, на меня произвело впечатление то, что он действительно ознакомился с документом. Я думала, что он в лучшем случае его бегло просмотрит.

Через полтора часа Джейсон выключил компьютер.

– Хорошо, я думаю, что готов ко всему, о чем Северин может спросить нас за ужином. Если понадобится, мы еще раз обсудим все завтра, перед встречей.

– Ты думаешь, это будет допрос с пристрастием? – спросила я. Я была готова к этому, но предполагала, что встреча будет скорее всего ознакомительной, а не деловой.

– Не знаю, – ответил Джейсон. – Он вырос на обанкротившейся картофельной ферме в Айдахо и действительно сделал себя сам. Судя по всем рассказам о нем, я должен сделать вывод, что Северин – это… необыкновенный человек.

– Это звучит слишком вежливо, – я фыркнула, – я имею в виду, что никогда не встречалась с ним лично, но слышала истории о сумасшедших вещах, которыми он интересуется, и его странном поведении.

– Я слышал, у него есть автомобиль-подлодка.

– Да ладно?! А я читала, что у него есть оригинальная рукопись Леонардо да Винчи.

– А еще он купил небольшой гавайский остров.

– На самой высокой точке которого стоит золотой туалет, – добавила я.

Джейсон поперхнулся вином. Несколько капель упало на его рубашку, он вытер их и сказал:

– Ты это выдумала.

Я подняла правую руку, как бы давая обет:

– Я слышала это своими ушами.

Он покачал головой:

– Ты можешь себе представить, каково это – иметь столько денег? Сколько исследований можно финансировать? Скольким людям можно помочь? Скольким больницам? Черт возьми, наверное, можно вылечить всех вокруг.

Я внимательно посмотрела на него. Он застал меня врасплох. Я никогда по-настоящему не задумыва- лась, почему Джейсон работает в АОО. Я предполагала, что он просто попал туда после своих успешных «вирусных» махинаций по сбору средств на куриных крылышках.

– Что? – спросил он. – Я что, пропустил пятно? – он опустил глаза, разглаживая рубашку рукой.

– Нет, я просто не думала, что ты настолько предан своему делу. Это впечатляет.

Он приподнял одну бровь:

– Мартин, ты делаешь мне комплимент?

– Нет, определенно нет, я просто это отметила.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. С улицы доносились звуки Парижа. Жужжание мотороллеров, редкий смех из кафе внизу, вой сирен аварийных машин, гудки автомобильных клаксонов, приглушенные и звонкие голоса людей, разговаривающих на улице, – все это, казалось, исчезло, когда мы посмотрели друг на друга.

Сегодня его глаза были голубыми, цвета рубашки, в которую он был одет. Она выглядела мягкой и немного поношенной, а еще подчеркивала его мускулистые плечи и руки, заставляя меня оценить его как мужчину, чего я раньше никогда не делала. Найтли был в хорошей форме.

Он первым прервал зрительный контакт.

– Ну что ж, я, наверное, дам тебе время подготовиться к твоему грандиозному свиданию? – он приподнял одну бровь, ожидая подтверждения.

К своему крайнему неудовольствию, я покраснела. Почему? Почему я это сделала? Меня это раздосадовало. Ну и что с того, что я нервничала из-за сегодняшнего вечера с Жан-Клодом? Не было никаких причин смущаться. Я собираюсь провести вечер со старым другом, ничего особенного, даже если этот друг был одним из самых сексуальных мужчин, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Ничего особенного.

– Ладно-ладно, – сказала я. – Да, у меня свидание, и мне нужно время, чтобы к нему подготовиться.

Его пристальный взгляд скользнул по мне, изучая мои черты, и теперь я пожалела, что не потрудилась уложить волосы или немного накраситься.

– Не-а, – Джейсон повернул голову и, посмотрев на город, произнес: – Ты и так прекрасно выглядишь.

Сказав это, он встал, прошел в мою квартиру и забрал свою ручную кладь. На этот раз он вышел через входную дверь. Джейсон резко взмахнул рукой на прощание, дверь закрылась, и он исчез.

Я смотрела ему вслед, не понимая, что все это значит. Неужели Найтли действительно был мил со мной? Я понимала, что мы оба многое сделали для этой кампании, и он, вероятно, был благодарен мне за помощь. Но все равно это было неожиданное проявление доброты, и мне трудно было поверить, что эти слова сказал тот же парень, который во время совещаний постоянно говорил мне гадости.

Может быть, вино, сыр и Париж сделали его или меня немного мягче? Я решила не анализировать эту ситуацию слишком подробно. Я просто буду ему благодарна, если на ужине с Северином мы выступим завтра единым фронтом, вместо того чтобы ссориться, как обычно, словно брат с сестрой.

Приняв это решение, я схватила сумочку и направилась в кафе. Зои сказала, что проводит меня в салон. Посмотрев в зеркало, я должна была признать, что здесь есть над чем поработать.

Когда Зои сказала, что знает идеального визажиста, она нисколько не преувеличила. В салоне меня выщипали, причесали, припудрили и отполировали до молекулярного уровня. Стилист, которую звали Эстель, не вела со мной светских бесед, она пристально смотрела на меня взглядом, который ничего не выражал, но пугал меня до чертиков, оценивая, какие усилия потребуются, чтобы превратить эту американскую нескладеху – по крайней мере, я предполагала, что она считает меня такой – в космополитичную женщину, достойную их прекрасного города.

Эстель взяла на себя ответственность за мое преображение, не спрашивая о моих предпочтениях, стиле или личности. Она сосредоточилась на работе. То, что я могла ей предложить, явно не произвело на нее особого впечатления.

– У тебя слишком близко посажены глаза, – проговорила она. – Твоя верхняя губа несимметрична.

Я моргнула, глядя на свое отражение в зеркале. Никто никогда раньше не говорил мне об этих недостатках. Моя голова была покрыта фольгой, поскольку Эстель не понравился мой естественный цвет. Теперь она держала мое лицо за подбородок и поворачивала мою голову из стороны в сторону, обдумывая, как бы ей сделать так, чтобы случайный набор моих черт стал привлекательным. По ее лицу, выражавшему крайнюю сосредоточенность, было ясно, что она считает это трудной задачей. Так что моя самооценка определенно пошатнулась.

– У тебя отличная кожа, – сказала Эстель. Она очень отчетливо говорила по-английски. – Ну что ж, приступим.

Время перестало иметь для меня какое-либо значение. Меня водили от одного стула к другому. Огромное количество кремов, эликсиров и гелей то наносилось, то убиралось. Я провела больше времени, отвернувшись от зеркала или с закрытыми глазами, чем наблюдая за ходом своей трансформации. Когда Эстель наконец закончила укладывать мои волосы и наносить макияж, я