class="p1">– Жан-Клод! – к нам подошел мужчина лет семидесяти с бледно-голубыми глазами и густой копной седых волос. Он был одет в черный смокинг, который, как и костюм Жан-Клода, был явно сшит на заказ, так как облегал его узкие плечи, круглый живот и короткие ноги так, как никогда не смог бы ни один смокинг с вешалки.

– Франсуа, – сказал Жан-Клод. Он улыбнулся и так быстро заговорил по-французски, что я не успела разобрать ни слова, пока он не поднял мою руку и не сказал: «Ma belle, Chelsea».

Я чувствовала, что Франсуа изучает меня. Он улыбался, но это была рассчитанная улыбка, которая широко открывала его очень большие и очень белые зубы. Интересно, подумала я, если он миллиардер, то должен ли он все пересчитывать на доллары и центы, или в данном случае, в евро, и если да, то пытается ли он оценить меня, и на сколько я потяну? Несмотря на суммы, которые я приносила АОО как специалист, сама я определенно принадлежала к очень среднему классу.

Это была правда, заставившая меня почувствовать себя мошенницей. На мне было платье, которое, вероятно, стоило больше, чем моя зарплата за несколько месяцев, и если бы не магия, которую сотворила со мной Эстель, я выглядела бы совершенно иначе. Мне не было места на этой вечеринке со всеми этими красивыми, очаровательными людьми. В отсутствие рабочих задач, которые могли бы оправдать мое появление на таком мероприятии, мне все больше казалось, что в таком доме мое место скорее на кухне, чем в бальном зале.

– Рад с вами познакомиться, мадемуазель, – произнес Франсуа. – Вы такая же хорошенькая, как на фотографии.

Я взглянула на Жан-Клода. Он улыбнулся мне и сказал:

– Прости меня – я поделился твоей вчерашней фотографией из студии со своим другом Франсуа. Просто я так счастлив, что ты снова появилась в моей жизни.

– Прекрасно, – ответила я. Честно говоря, я была польщена тем, что мое внезапное появление в его жизни имело для него такое большое значение.

– Он счастливый человек, – сказал Франсуа, взял мою руку, которую отпустил Жан-Клод, и поцеловал ее тыльную сторону. Его губы были мягкими и мясистыми и оставили влажное пятно на моей коже. Потребовались все хорошие манеры, которые мне привили родители, чтобы не отдернуть руку и не вытереть ее о платье.

– Спасибо, – я заставила себя быть дружелюбной, хотя мои инстинкты восставали против этого, – мне очень приятно.

Франсуа отпустил мою руку и повернулся к Жан-Клоду, снова заговорив по-французски так быстро, что я растерялась. Честно говоря, я была рада, что больше не буду в центре его внимания. У меня было странное чувство насчет Моро, и я общалась с достаточным количеством привилегированных мужчин, чтобы доверять своему внутреннему голосу, когда он говорил: опасность.

На лице Жан-Клода промелькнуло недовольство, но Франсуа на чем-то настаивал, и Жан-Клод кивнул ему. Интересно, надеялся ли Жан-Клод, что Франсуа вложит деньги в его линию одежды? Если это и было так, то все шло не очень хорошо. Мне было неприятно видеть его разочарование, поэтому я отвернулась, воспользовавшись возможностью осмотреть комнату и украшения из свежих цветов. Композиции, каждая размером с небольшой автомобиль, помещались на пьедесталах, взрываясь бело-голубыми цветками дельфиниума, гортензии и ландыша, окруженными большими листьями папоротника.

Блеск и сияние бриллиантов, рубинов, изумрудов и сапфиров на запястьях, шеях и в ушах присутствующих женщин завораживали. Интересно, сколько денег было потрачено на одни только драгоценности в этой комнате? Я вспомнила, как Джейсон возмущался при мысли о том, сколько денег Северин мог бы потратить на борьбу с раком, а тратил на свои прихоти. Мне показалось, что Моро был богат не меньше, чем Северин. Трудно было представить, что человек может иметь столько денег и не тратить их до последнего цента на поиск спасительного лекарства. С другой стороны, я знала, что для меня борьба с раком была очень личным делом.

– Челси, mon chou, ты с нами? – спросил Жан-Клод.

Я обернулась и увидела, что он наблюдает за мной. У него был задумчивый взгляд, который я не могла истолковать. Мне было интересно, как прошел его разговор, но я не хотела совать нос в чужие дела.

– Извини, – ответила я, – я погрузилась в эту атмосферу.

Он кивнул и оглядел комнату, затем начал потягивать шампанское с таким видом, словно в мире не было другого места, где он мог бы чувствовать себя как дома. Я восхищалась этим, потому что понимала, что нет другого места в мире, где я могла бы быть настолько не в своей тарелке. К таким людям, как здесь, я подходила в своей рабочей униформе, с толстой папкой в одной руке и презентациями в другой, чтобы убедить их достать из своих сундуков не облагаемую налогом крупицу их несметных богатств. Я не была одной из них. Я не вписывалась в эту картину. Это были не мои люди.

Как бы сильно я ни любила Париж и ни наслаждалась обществом Жан-Клода, меня внезапно охватила такая глубокая тоска по моему дому в Бостоне, что я уже почти открыла рот, чтобы извиниться, отойти и позвонить своей сестре Аннабель, просто чтобы услышать ее голос. Какими бы разными мы ни были, Аннабель обладала способностью поднимать мне настроение, когда оно резко падало, и прямо сейчас я действительно скучала по ней. Ее образ в этом отвратительном блестящем розовом платье девушки-цветочницы промелькнул у меня в голове, и я поймала себя на том, что улыбаюсь.

– Ну же, Челси, позволь мне показать всем самую красивую девушку в этом зале, – сказал Жан-Клод. Он обнял меня за обнаженную спину и притянул к себе.

– Конечно. А где она? – спросила я, дразня его и оглядываясь вокруг, как будто искала другую женщину.

– Красивая и скромная, – сказал он. – Ты как глоток свежего воздуха. Франсуа был совершенно очарован тобой, как я и предполагал.

Я не знала, что сказать.

– Значит, ваш разговор с ним прошел хорошо?

Жан-Клод посмотрел мне в глаза и пожал плечами.

– Мы пока обговариваем соглашение. Что думаешь насчет него?

– Он производит впечатление человека, не привыкшего слышать слово «нет», – я старалась быть осмотрительной и не упомянула о неприятном впечатлении, которое он на меня произвел.

Жан-Клод удивленно поднял бровь:

– Ты сможешь ему отказать?

Первым моим желанием было сказать: «Да, черт возьми!», – в конце концов, мне нечего было от него хотеть. Но воспитание мне не позволило, и я сказала:

– Полагаю, это будет зависеть от того, что он у меня попросит.

Жан-Клод улыбнулся мне, как будто мой ответ был