— Верно. Можно. Только… был уже один.

Ближайшая лошадь, соловая кобылка, невысокая, крепенькая, из тех простых, которым рады крестьянские хозяйства, просунула морду между прутьями, пытаясь дотянуться до Василисы.

— И как понять, будет ли следующий лучше?

— Никак.

— Барышня, — Аким вышел из конюшни и отставил лопату. — Вы это… может, того, возвертайтесь? Тогда б и я обернулся, как сговаривались? И к вечеру мы с племяшом б уж тут были.

Что ж, предложение было толковым.

Василиса хотела было сказать, что и одна способна вернуться, что ехать всего ничего, да и сопровождение имеется. Но глянула на хмурое Акимово лицо и не сказала. По всему тот, пусть и счел Демьяна Еремеевича человеком годным, однако не настолько преисполнился к нему доверием, чтобы отпустить с Василисой.

Пускай.

Да и вправду нужно насчет овса распорядиться. И не только.

Ехали назад в тишине. Василиса мысленно пыталась составить список необходимого, однако раз за разом сбивалась. Потому и бросила это занятие.

Откуда ей знать, сколько понадобится дерева?

И краски.

И соломы… сена… лето в разгаре, надо будет заготавливать. Тетушка договаривалась с крестьянами, говорила, что так проще, чем самим.

И про овес.

И еще нужна будет мука костяная, мука рыбная. Соль, да не россыпью, но лизунцами. А кроме этого? Господи, какой молодой и беспечной она была, а ведь тетушка пыталась учить. Точнее ничего-то она не скрывала, и брала с собой Василису всякий раз, как на конюшни отъезжала. И Василисе нравилось.

Она едва слышно вздохнула.

И замерла, когда издали, из-за тонкой полоски леса, что поднимался по горному склону, раздался унылый волчий вой. Вскинул голову Хмурый. Заплясал меринок Демьяна Еремеевича, но был остановлен твердою рукой.

— Ишь, заливаются, — почти восхитился Аким.

А к первому голосу и вправду присоединился второй, затем и третий, четвертый, выплетая удивительный узор волчьей песни, в которой Василисе слышалось предупреждение. И стало вдруг страшно, пусть и не было ни одной-то причины для страха, волки и те, судя по голосам, пребывали в немалом отдалении. Но… сердце заколотилось, похолодели руки, а по спине поползла тонкая струйка пота.

Но мгновенье, и страх исчез.

— С вами все в порядке? — Демьян Еремеевич подъехал, пожалуй, ближе, чем следовало, но странное дело — Хмурый не возмутился этаким своевольством и даже не попытался цапнуть чужого коня. А прикосновение Демьяна к руке окончательно развеяло саму тень страха.

— Да. Просто… как-то жутко вот.

— Это волки умеют. Случалось сталкиваться?

— Нет, — она тронула Хмурого, и тот пошел тихим шагом. Аким держался в отдалении, а волки оборвали неуместную песню свою. — Хотя здесь волки довольно частые гости. И тетушка пару раз нанимала охотников, но сама охоту не больно-то жаловала. А потом пригласила мага, чтобы защиту сделал. Я вот…

Она прикусила губу, скрывая волнение.

— Зверю много не надо, — поспешил успокоить Демьян Еремеевич. — Они и сами силы сторонятся, не любят. Да и не зима же ж. Корма хватает. С чего бы им к людям идти?

И вправду.

Весна ведь, та, поздняя, которая того и гляди в лето перевалится. И леса местные богаты живностью. И волки… волки — просто звери, а со зверьем Василиса как-нибудь да сладит.

— Мне случалось охотиться, на Севере, — Демьян, почувствовав, верно, что тяготят ее собственные мысли, заговорил. И Василиса была благодарна за это. — Не совсем, чтобы крайний, но тоже… служил пару лет. Зимы там ранние. И быстрые. Вроде бы еще недавно березы золотом звенели, а тут уже и снег. Ляжет, покроет землю толстой шубой.

— А здесь снег — редкость.

— Зато с моря сквозит так, что уж лучше б морозило, — проворчал Демьян и Василиса согласилась. И вправду сквозит. Ветра летят холодные, приносят мелкую морось и сырость, которой пропитывается даже камень. И зябко становится, неуютно. — А там снега слепят, особенно, когда солнце. Морозы такие, что дышать тяжко. Шубы, которые поплоше, инеем покрываются.

Он улыбнулся, и размытые простоватые черты лица вдруг преобразились. На мгновенье. Однако и этого мгновенья хватило, чтобы…

Залюбоваться?

Глупость какая. Василиса никогда-то не понимала в мужской красоте, даже Вещерского, которого многие называли красавцем, оным не видела. Смугловат, суховат, но и только.

А тут…

Нет, это просто вечер близко, тени на землю ложатся длинные. Солнце играет, вот ей и мерещится. А может, виной тому Лялины надежды и те глупые книги о большой любви, которыми она, Василиса, спасалась от жизни.

— И волки там — беда. Летом еще ничего, а вот зимой сбиваются в стаи, порой огромные. Тамошние волки крупнее и злее. А еще они умны.

Аким подобрался ближе, делая вид, что заботят его исключительно приличия, но видно было, про волков ему тоже интересно послушать.

Он-то, в отличие от Василисы, охотник.

— Лапы у них худые, крепкие. Сами поджарые. Мех такой густой, что самый лютый мороз его не пробьет. И людей они не боятся. Лезть-то не лезут, пока иная добыча имеется. Но случаются зимы особо лютые. И олени уходят, и лоси с ними, а мелочью всякой не больно прокормишься. Вот тогда-то волки и идут к людям.

Вой снова раздался, на сей раз ближе.

И вновь прокатилась по телу волна страха, захотелось потянуться, прикоснуться к человеку, который ехал рядом. Но Василиса сдержалась.

— В тот год так и было. Зима пришла раньше, чем ждали. И злая, как никогда. Старики баили, что таких зим лет сто уже не помнят…

…холод.

В доме холод.

И печка, которую топили со всем тщанием, ибо платил Демьян за дрова, не скупясь, не спасала от этого холода. Он пробирался сквозь ставни и тонкие стеклышки окон, которые на третий день морозов вовсе заложили лесным мхом. Лучше не стало.

Холод полз по полам.

Выстуживал полотняные дорожки. И старая хозяйка, уже не чинясь, забывши про приличия, накручивала поверх бумазейного черного платья шаль, а когда и та перестала спасать, вовсе извлекла из сундука тулуп.

— Пройдеть, — говорила она, подслеповато щурясь, ибо в доме было темно. У нее имелись свечи, хорошие, восковые, но их она экономила, повторяя, что зима долгая, а новых пойди-ка прикупи.

От свечей и печи в доме было дымно.

И душно.

Но все одно холодно.

Только, пожалуй, это не то, о чем следует рассказывать барышне. Хотя и слушают Демьяна с немалым интересом.

— Волки сперва спустились к деревеньке…

…Ямцуки. Два десятка домов, весьма добротных, сложенных из толстенных, чтоб не промерзли, бревен. И общинный зимний сарай, куда сгоняли скот.