На колени Василисе опустился еще один лист с перечнем кличек.

Таран.

Она помнила, молоденький жеребчик с весьма достойными данными. Тетушка, кажется, говорила, что он должен быть ходким и выносливым.

Исида. Искра.

Мушка.

Имен две дюжины. И это много.

— Да, судя по докладу, спустя полгода после передачи конюшен под управление господина Ижгина, случилась эпидемия, унесшая без малого три десятка лошадей. Но вот, что интересно, все они стояли на разных конюшнях… у вас там есть метки.

Василиса кивнула.

Тетушка большое внимание уделяла размещению, утверждая, что лошади любят перемены еще меньше, чем она сама.

— Я примерно набросал план. Я не целитель, но что за эпидемия, которая трогает пару лошадей в ряду? Добавьте, что отчетов ветеринара, как оно полагалось, нет. Как нет и информации о работах, которые должны были бы проводиться. И о лечении. Нужно еще запросить счета…

— Есть счетная книга, — тихо произнесла Василиса.

— Отлично. Стало быть, там должны быть отражены траты. В том числе на ветеринара… еще один момент. Все погибшие — лошади двух и трех лет, хороших кровей и помечены, как перспективные.

— Они ведь не умерли?

— Скорее всего, были проданы, — Демьян Еремеевич отступил. — Доказать этот факт будет сложно. Боюсь, продавали их вовсе не тем, кто занимался племенной работой, отсюда и оставленные родословные.

Да, пожалуй.

Без них ни один завод лошадь в работу не примет.

— А вот кому-то не слишком брезгливому, кто хотел бы получить хорошую лошадь да за небольшие деньги… родословную тоже купить можно, но порой и она не нужна.

— Клеймо…

Тетушка ставила его сама.

— Смотря какое. Если обычная метка, то есть умельцы, что перебьют.

Василиса покачала головой.

— Родовое. С силой.

— Тогда дело другое. Такое выправить сложно. Что ж, это меняет дело. Вы можете попробовать договориться с мерзавцем.

— Договориться?

— Можете просто подать жалобу, начать расследование, но… поймите, лошади, конечно, животные благородные, но вряд ли кто отнесется к делу серьезно. А Ижгин станет отпираться, наймет адвокатов, благо, человек небедный. И чем оно закончится, не понятно. Главное, что замолчит и будет стоять на своем. Вероятно, признается, что не уделял достаточно внимания хозяйским делам, а в остальном…

Василиса перечитала список кличек. Некоторые были незнакомы, другие… Морошка, кобыла того солового окраса, который на первый взгляд кажется золотым. И была она тогда, много лет тому, жеребенком, брыкливым да непоседливым.

Угорь.

Редкой масти, с угольно-черной шерстью да серебряной гривой. Самый старший из проданных… а ведь его тетушка планировала на племя оставить.

— Если же пригрозите судом, но пообещаете дело до оного не доводить, то, возможно, он выдаст список покупателей. Там же нужно будет лишь доказать, что лошадь ваша, а купчая на нее отсутствует.

— А я докажу?

— Родословные у вас имеются. Клейма, как вы говорите, тоже были поставлены. Стало быть…

Получится.

Но до чего же мерзко.

— Вполне возможно, что к этому времени лошади сменят хозяев, некоторые и не по разу, но… суд и правда будут на вашей стороне.

Только вот судиться у Василисы никакого желания нет.

— Что бы вы ни решили, я помогу, — тихо произнес Демьян Еремеевич.

— Спасибо…

Домой Демьян вернулся затемно, на сей раз добравшись до конюшни без приключений. И жеребчика отдал, предупредив:

— Сытый он.

А уж на вилле играла музыка. Играла громко и столь весело, что от чужого этого веселья тотчас заломило виски. Сад сиял бумажными китайскими фонариками. С ветвей свешивались бусы, а в кудрях деревьев сверкали многоцветьем магические огоньки.

Перед парадным входом выстроились музыканты в белых костюмах, которые старались изо всех сил радовать почтенную публику. Публика старания оценила и радовалась.

Кажется, собрались все.

На балкончике устроились почтенного вида господа, взирая на происходящее с немалою снисходительностью. И табачный дым, поднимаясь над этим самым балкончиком, мешался с цветочными ароматами. Террасу заняли дамы того элегантного возраста, которому пристала сдержанность, хотя, вероятно, они и сами не отказались бы покружиться. Конечно, не под такую музыку, слишком уж энергичную, злую даже.

А вот молодежь танцевала.

Сияли драгоценности и наряды, порой чересчур уж откровенные, на грани приличий. Мелькали ножки. Отбивали ритм каблучки танцевальных туфель. Звенели браслеты. И Демьяна не отпускало чувство, что попал он вовсе не туда, куда следовало. Он хотел обойти танцующих, однако замешкался на свою беду. И когда из толпы вылетела девушка в сияющем серебристой чешуей платье, Демьян просто ее подхватил.

— Ой, это вы! — девушка не упала, но выгнулась преудивительным образом. Подобной гуттаперчивости от циркачки ожидать можно, но никак не от девицы из приличной семьи. — Тоже танцуете?

— Нет, — Демьян удерживал тело Нюси на весу, раздумывая, как ему надлежит дальше поступить.

Отпустить?

Упадет же.

Поднять?

А если не поднимется? Смотрит на него подведенными черной тушью глазищами. И ведь хороша, ничего не скажешь. И платье это престранное облегает тело, обрисовывая, что выпуклости, что впуклости. Поневоле приходится взгляд отводить.

— А я танцую, — она все же поднялась и схватила за руку. — Идемте. Право слово, нельзя же быть таким скучным! Вы прямо как моя маменька, то неможно, это неприлично… а жить как?

— Обыкновенно?

Он хотел было убрать руку, но Нюсины пальчики держали на редкость цепко. Да и сама она, несмотря на кажущуюся хрупкость, оказалась сильна.

— Не упирайтесь, — Нюся поспешно захлопала начерненными ресницами.

На щеках ее сияла золотая пудра. Сердечко из алой помады, намалеванное поверх губ, создавало ощущение рта чересчур узкого, неестественного. Над губой же виднелась черная бархатная мушка.

— Простите, но я не умею танцевать, — Демьян все же уперся. — Полагаю, вы без труда найдете себе кавалера. Или кавалеров.

Волосы свои Нюся завила и уложила аккуратными кудельками, а макушку прикрыла крохотною шапочкой из того же серебристого материала, что и платье. Из шапочки поднималось крашеное перо.

— Скучный вы, — фыркнула она, но руку не отпустила. — Тогда проводите даму к столу. Я пить хочу.

— С удовольствием.