Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Демьян прислушался к себе. Но… ничего.
То ли Нюся не воздействовала, то ли воздействовала не Нюся, но ныне она лишь прижалась к плечу и глядела снизу вверх. Ресницы ее трепетали крыльями бабочки. А губки вытянулись, отчего нарисованное сердечко сделалось еще более узким.
А ведь красивая же девочка.
Отмыть бы.
— Вы не туда идете, — сказала Нюся и пальчиком указала в сторону сада. — Там столики поставили. И лавочки. Романтик.
Она выдохнула это слово так, что Демьян смутился. Во-первых, какая-то вовсе уж неоднозначная ситуация складывалась. Во-вторых, не было у него ни малейшего желания гулять. В-третьих… Никанор Бальтазарович, конечно, обещался кого-то к Нюсе приставить, но то ли не успел, то ли не угадал со вкусом девицы, однако ныне та пребывала в одиночестве, что опять же настораживало.
— Боюсь, — все же счел нужным уточнить Демьян. — Я уже несколько староват для всякого рода… романтик.
— Это точно, — охотно отозвалась Нюся. — Не бойтесь. Я не собираюсь за вас замуж идти.
Демьян мысленно вздрогнул.
А потом подумал, что это да, это ему повезло, ибо, чуялось, соберись вдруг Нюся, остановить ее было бы непросто.
— Мне матушка все уши прожужжала, мол, какой кавалер, — она закатила очи и потрогала ресницы. — Тушь не осыпалась?
— Нет.
— Чудесно… а я ей говорю, что вы уже старый. Вам не о свадьбе думать надо.
— А о чем?
— О похоронах. Что вы улыбаетесь? Это ведь непростое занятие, похороны. Вот мамина матушка, которая меня, собственно, и растила, она говорила, что живой человек о смерти не думает, а зря. Знаете, сколько всего переделать надо, чтобы человека похоронить прилично?
— Нет.
Они шли вглубь сада, украшенного, что фонариками, что магическими огоньками, которые при малейшем дуновении ветерка порождали магический же туман. А поскольку ветерок дул весьма себе активно, то и туман плодился щедро. Сползая на дорожки, он укрывал их желтыми, алыми и зелеными коврами. Туман переливался, сиял и источал довольно приятный аромат, не то ванили, не то клубники.
Нюся остановилась у лавочки и плюхнулась на нее.
— Бабушка моя пять лет гробовые собирала. А вы уже начали?
— Нет пока.
— Это зря, — почему-то показалось, что теперь тон ее изменился, исчезла былая шутливость. И слова-то Нюсины прозвучали едва ли не угрозой. И подумалось, что отошли-то они от виллы изрядно, вон, и музыка не слышна… или просто ее пологом укрыли? В любом случае, произойди что, никто не увидит.
Не услышит.
И тотчас Демьян укорил себя за глупый этот страх. Что он, с девицей не справится? Даже без магии своей, но с обыкновенною.
Нюся же вытянула ноги и скинула туфли. Туфли были с квадратными носами и квадратными же каблуками, на которых поблескивали металлические подковки.
— Жмут, — пожаловалась она и вытащила откуда-то из декольте зеркальце. — Свету не сотворите?
— Боюсь, что не могу.
— Я матушке тоже сказала, что вы не маг. Никак не можете магом быть.
— Почему?
— Морда уж больно тоскливая и страшная. Вы не подумайте, я не ругаю, я так просто… наблюдения говорю, — Нюся повернулась к зеркальцу правой щекой и подперла ту языком. Затем повторила слева. — Маги — люди веселые. И стареют медленней, чем обыкновенные люди. А вы сразу видно, что старый.
— Это да.
— И потому подозрительно, что у вас жены нет. Почему?
— Не случилось встретить женщину, на которой готов был бы жениться.
— Или ту, что за вас пошла бы, — решила по-своему Нюся, и Демьян как-то понял, что именно эта версия и будет принята, как единственная верная. — Это мне маменька велела порасспрашивать. Она все волнуется, что я себе мужа не найду. А он мне и не нужен.
— Совсем?
Нюся наклонилась и, облизав ладони, принялась поправлять чулки, стрелки которых сбились.
— А то… какая польза от мужа?
— Не знаю…
— И я не знаю. Взять вот папеньку. Что он хорошего сделал? Растратил маменькино приданое. Влез в долги. А после еще и помер, завещания приличного не оставивши. Вот маменьке и пришлось судами мучиться. Оно мне надо?
— Нет.
Чулки поправились. Нюся же пошевелила пальчиками.
— Только маменька отчего-то уверена, что без мужа я пропаду. Она не пропала, а я вот возьму и… Полечка ей не нравится.
— Аполлон?
— Ага. А он, между прочим, серьезный человек. И бизнес у него тоже серьезный, а что не тятенькин, так каждому ведь свое…
— Он за вами ухаживает?
— Не думаю, — Нюся похлопала себя по щечкам. — Да и… замуж за него я тоже не собираюсь. Просто нам весело… молодость, она же для веселья, так?
— Так.
— Тогда я танцевать, а вы туточки посидите. В тишине. В старости, я слышала, тишину очень даже ценят.
Предложением ее Демьян воспользовался, ибо и вправду тишину любил, а кроме того требовалось обдумать услышанное. Вот стоило ли считать сию встречу случайностью? Если и так, то для чего Нюсе вдруг понадобилось убегать с площадки?
И разговор этот бестолковый.
— Пустое создание, — этот тихий голос заставил потянуться к револьверу. — Воплощение, можно сказать, нынешнего идеала женщины. Одно веселье и никаких мыслей в голове. Простите, но вы беседовали достаточно громко.
Пахотина Белла Игнатьевна, в девичестве Назимова, ступала по дорожке осторожно, опираясь на тонкую тросточку.
— Добрый вечер, — Демьян поднялся. — Будьте добры, присаживайтесь.
Выглядела девушка донельзя изможденной. И без того бледное лицо ее осунулось, под глазами появились темные круги, заострились скулы и нос.
— Не откажусь, — она подошла и осторожно присела на край лавки.
— Вам дурно? Позвать целителя?
— Не стоит, — она отмахнулась. — Ничем-то мне он не поможет. А вы держитесь от этой… бабочки подальше. Это только кажется, что они милы и беззащитны. На самом деле такие бабочки ради прихоти человека погубят и не заметят.
— Демьян Еремеевич, — представился Демьян.
— Белла… Пахотина Белла Игнатьевна, но лучше без отчества. Мой батюшка был изрядным самодуром. Им и остался. Я предлагала матушке и сестрам уйти, но они отказываются. Приличия блюдут. Как же… что люди говорить станут… я вот из дома сбежала, так вовсе прокляли.
— Мне жаль.
— Вряд ли, вы меня не знаете. И потому ваша жалость, если она вовсе есть, это пустое, — она вытянула ноги и поморщилась. — Не следовало вчера в седло садиться. Показалось, что уже могу, а нет… вы военный?