Вышла во двор. Уселась на лавочку, над которой по кружевной железной опоре поднялся виноград, чтобы раскрыться пологом. И ждала. Строгая такая. Ни дать, ни взять — и вправду компаньонка. Правда, стоило ей Василису увидеть, как строгость всякая исчезла, а с нею и кажущаяся степенность. Ляля всплеснула руками, подскочила, едва ль не стянула с коня, который поглядел на нее хмуро, но трогать не стал.

Зря, что ли, его Ляля яблоками обихаживала.

Хмурый был зверем памятливым.

— А измаралися, а запылилися, — Ляля говорила тихо, не забывая стрелять взглядом на Демьяна Еремеевича, который тоже спешился, но застыл в растерянности, верно, не зная, как ему поступить.

— На ужин ведь останетесь? — поинтересовалась она прежде, чем Василиса рот раскрыла.

Не доверяла?

Или опасалась, что хозяйка в нерешительности своей этакую оказию упустит.

— А вам сестрица телефонировала, — сказала Ляля уже тихо, так, чтоб слышала одна лишь Василиса. — Злющая была, что тая цитра.

Никак Василий Павлович нажаловаться изволил.

Пускай.

— Велела передать, что завтрего дня прибудет для беседы.

— Буду рада, — Василиса поморщилась. Все ж с Марьей она предпочла бы не беседовать вовсе или же беседовать, но по телефонному аппарату, который давал иллюзию возможности неприятный разговор прервать. Но… с другой стороны, заодно уж все прояснится.

Надобно будет только за Сергеем Владимировичем послать. Чуяло сердце, пригодится.

— А то… и я так сказала, да… а вы не стойте столбом, мужик уйдет. Где потом искать станете? — Ляля подпихнула в бок. — Я туточки договорилась с одною кухаркою, станет приходить, а вы уж сами решайте, на что вам охота будет, а когда нет, чтоб, значит, голодною не оставаться…

Демьян Еремеевич поклонился.

— И вправду, останьтесь, — попросила Василиса. — Если вам… не сложно… быть может… мне бы хотелось получить взгляд со стороны… вы, кажется, в лошадях разбираетесь… и если вдруг…

— Буду счастлив.

Он тоже смутился.

С чего бы?

А вот Ляля обрадовалась.

— А то, — не удержалась она. — Посоветоваться с приличным человеком надобно, а то завтра наговорят… такого наговорят…

— Не обращайте внимания, Ляля преувеличивает.

В гостиной-то ничего с прошлого раза не изменилось. Разве что стены ныне казались особенно бледными, а шкафы — пустыми. И в пустоте этой Василисе теперь виделся укор.

Надо будет поинтересоваться, куда подевались куклы.

И вернуть их.

Или нет?

Может, не куклы, но фарфор. Или те забавные статуэтки, которые матушка пересылала из Египта? Хотя их Марья точно не отдаст, она собиралась домашний музей устраивать, как нынче модно. С другой стороны, если матушке отписаться, она и Василисе пришлет. Сама говорила, что в Египте столько древностей, что на весь мир хватит.

Но надобно ли оно Василисе?

— Я вас оставлю, — она вдруг вспомнила, что и сама-то выглядит не должным образом. — Приведу себя в порядок. Скажу Ляле, чтобы квас подала и…

— Быть может, — мягко прервал Демьян Еремеевич, — позволите взглянуть на бумаги? Если и вправду помощь нужна.

— Нужна, — Василиса выдохнула. — Еще как нужна… а бумаги…

Она его и застала, эти бумаги читающим. Демьян Еремеевич устроился у окна, развернув тяжелое кресло с синею гобеленовой обивкой, к этому окну. Он и столик подвинул вплотную, на котором бумаги и разложил. Тут же на столике обнаружилась и потемневшая чернильница, и подставка для перьев, и стопка пожелтевших листов.

Демьян Еремеевич читал.

И хмурился.

Поднимал руку, касался костяной ручкой пера губ. Хмыкал. Качал головой. И… вновь обличье поплыло, будто истинное пыталось выглянуть из-под маски. И Василисе стало вдруг донельзя любопытно, каким он выглядит на самом-то деле.

Захотелось потянуться.

Помочь избавиться от лишнего, но она сдержалась. А вот вошла тихонько, как умела. И стала в дверях, наблюдая за мужчиной, который…

Нравился?

Пожалуй.

И странно было самой в том признаться. Однако… и вправду нравился. Чем? Спокойствием своим? Или просто тем, что оказался вдруг рядом, когда Василисе понадобилась помощь. Даже не сама помощь. В конце-то концов, справится она.

И управляющего найдет толкового.

Спросит совета у Сергея Владимировича на худой конец.

И рабочих. Конюхов… лошадей тоже… и вдруг сама поверила, что у нее все-то получится. А поверив, вздохнула. И на вздох этот легчайший Демьян Еремеевич обернулся. А после встал, приветствуя ее.

— Вы чудесно выглядите.

— Скорее обыкновенно, — она пожала плечами, и подумалось, что портниху тоже надобно будет подыскать из местных, все одно на ней, Василисе, любое платье сидит мешком, так стоит ли тратиться попусту.

— Неправда, — возразил Демьян Еремеевич. — Необыкновенно.

Василиса почувствовала, как вспыхивают щеки. А ведь… помнится, ей такое говорили. И еще про глаза, которые подобны звездам, и про легкость походки, горделивость осанки.

Про то, что она, Василиса, подобна богиням античным.

Чушь какая.

— И… что вы нашли? — спросила она, не желая продолжения беседы. — Если, конечно, нашли?

— Нашел. Несколько интересных моментов. Если позволите…

Он огляделся, отступил, указывая на кресло. А Василиса приглашение приняла. И присев, взяла лист, который ей протянули. Но ничего-то не поняла. Буквы. Стрелочки. Стрелочки ровные, а буквы аккуратные до крайности, округлые даже, пусть и лишенные завитушек, но крепкие.

— Вот, смотрите… — перед ней появился второй лист. — Это список лошадей, проданных якобы с аукциона, однако я точно знаю, что аукцион не проводился.

Аукцион?

Для чего?

— Вот этих лошадей приобрели люди, которые частично ими владели. То есть, тем, кто имел долю, очевидно, было предложено выкупить остальные. И судя по заявленной цене, предложение было выгодным, — палец уперся в цифры. — Однако таких было немного, всего-то семь кобыл и три жеребца. Большая же часть ушла именно с аукциона. И надо будет проверить, давалось ли о нем объявление в газеты, как того требуют правила. Опротестовать вряд ли получится, но уж больно суммы… низкие.

Демьян Еремеевич подвинул несколько папок.

— Я взял на себя смелость попросить вашу… компаньонку. Она принесла родословные карты.

Василиса кивнула, чувствуя себя найглупейшим образом.

— Копии. Оригиналы в ряде случаев отошли новым хозяевам, но не все… — он показал на другую папку. — Здесь остались именно оригиналы. И с пометкой, что данная лошадь пала. Вот, посмотрите.