class="p1">И вещи, давно известные, и всегда выполняемые действия

Для его хватки цепляющейся есть балюстрада

Безопасности на опасных ступеньках Времени.

Небес доверие для него — установленные древние дороги,

Бессмертные законы не имеет права изменить человек,

Священное наследство от великого мертвого прошлого,

Или единственную дорогу, которую Бог сделал для жизни,

Не будет прочная форма Природы изменена никогда,

Часть огромной рутины вселенной.

Улыбка Хранителя Миров

Слала издревле земле этот Ум охраняющий,

Чтобы все могло встать в своем неизменном фиксированном типе

И никогда не покидать своей вечной позиции.

Его видно кружащим, верным задаче своей,

Неутомимым в предназначенной традиции круге:

В разлагающихся и крошащихся учреждениях Времени

Он продолжает нести охрану пред стенами обычая,

Или в древней Ночи окружении неясном

Он дремлет на камнях маленького дворика

И на каждый незнакомый свет рявкает,

Как на врага, что вломиться к нему может в дом,

Сторожевая собака дома духа, обнесенного чувствами,

Против самозванцев из Невидимого,

Питающаяся объедками жизни и костями Материи

В своей конуре объективной уверенности.

И, все же, за ним стоит космическая мощь:

Отмеренное Величие хранит свой более великий план,

Бездонное тождество отмеряет ритм поступи жизни;

Звезд неизменные орбиты бороздят Пространство инертное,

Миллионы видов следуют одному немому Закону.

Огромная инертность есть оборона мира,

Даже в изменении он хранит неизменность;

В инерции революции тонут,

В новом платье старое возобновляет свою роль;

Энергия действует, стабильность ее печатью является:

На груди Шивы остается танец огромный.

Феерический дух пришел, второй из трех.

Горбатый наездник на красном Диком Осле,

Стремительный Ум прыгнул вниз львиногривый

Из великого мистического Пламени, что окружает миры

И своим ужасным лезвием ест существа сердце.

Оттуда появилось Желания горящее видение.

Он нес тысячи форм, неисчислимые имена принимал:

Нужда во множестве и неопределенности

Пришпоривает его всегда на преследование Одного

По бесчисленным дорогам сквозь шири Времени

Через нескончаемого различия круги.

Он обжигает грудь каждого неясным огнем.

Лучи, мерцающие на темном потоке,

Он пламенел к небесам, затем, поглощенный, он тонул к аду;

Он взбирался, чтобы притащить вниз Истину в грязь

И использовал для грязных целей свою блестящую Силу;

Огромный хамелеон, золотой, голубой, красный,

Превращающийся в черного, серого и буро-коричневого,

Голодный, он с крапчатой ветки жизни таращился,

Чтобы урвать насекомые радости, свою любимую пищу,

Сомнительные средства существования каркаса роскошного,

Вскармливающие великолепную страсть его красок.

Змея пламени с тусклою тучей вместо хвоста,

За которой следует размышление-греза сверкающих мыслей,

Поднятая голова с многокрасочными гребешками колышущимися,

Он лизал знание языком дымным.

Водоворот, всасывающий воздух пустой,

Он основывал на пустоте огромные требования,

В Ничто рожденный к Ничто возвращался,

Однако, все время невольно он правил

К скрытому Нечто, что есть Все.

Пылкий в том, чтоб находить, неспособный удерживать,

Блестящая нестабильность была его знаком,

Ошибаться — его врожденная склонность, его врожденная реплика.

Перед нераздумывающей верой простертый, в то же время

Он считал все истинным, что льстило его собственным чаяниям;

Он лелеял золотое ничто, из желания рожденное,

Он хватался за нереальное для фуража.

Во тьме он открывал светлые формы;

Всматриваясь в висящую тень-полусвет,

Он видел окрашенные образы, набросанные в пещере Фантазии;

Или в кругах через догадки ночь несся

И в фотоаппарат воображения ловил

Яркие сцены обещания, удержанные скоротечными вспышками,

Фиксировал в воздухе жизни ноги спешащей мечты,

Хранил оттиски преходящих Форм и Сил, капюшоны носящих,

И вспышки-образы полувидимых истин.

Стремительный прыжок, чтоб схватить и владеть,

Не управляемый резоном или душой видящей,

Был его первым натуральным движением и движением последним,

Он расточал силу жизни, чтобы достичь невозможного:

Он презирал прямую дорогу и по блуждающим бегал изгибам,

И оставлял не попробованным то, что он завоевывал;

Он видел нереализованные цели как судьбу настоятельную

И выбирал пропасть для своего прыжка к небесам.

Авантюра — его система в игре жизни,

Он принимал случайные выигрыши за результаты надежные;

Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд,

Не ведающий глубокого закона путей бытия,

И неудача не могла замедлить его феерической хватки;

Единственный шанс оправдывал все остальное.

Попытка, не победа, была очарованием жизни.

Неуверенный победитель, завоевывающий неопределенные ставки,

Инстинкт — его дамба, его сир — разум жизни,

Он бежит в своей гонке и приходит последним иль первым.

Однако, его работы не были ни малы, ни тщетны, ни недействительны;

Он часть силы бесконечности вскармливал

И мог создавать высокие вещи, какие его желала фантазия;

Его страсть хватала то, что спокойный ум упускает.

Проницательность импульса простирала свою прыгающую хватку

На небеса, которые высокая Мысль скрыла в ослепляющей дымке,

Хватала мерцания, что раскрывали таящееся солнце:

Он пробовал пустоту и находил там сокровище.

Полуинтуиция окрашивала в пурпур его чувство;

Он бросал вилы молнии и попадал в невидимое.

Он видел во тьме и смутно сутулился в свете,

Его полем было Неведение, неизвестное — призом.

Изо всех этих Сил была величайшей последняя.

Прибыв позже всех из плана мысли далекого

В наполненный иррациональный мир Случая,

Где все ощущается грубо и слепо делается,

Хотя случайность неизбежностью кажется,

Пришел Рассудок[8], приземистый божественный мастеровой,

К своему узкому дому на гребне Времени.

Адепт чистой изобретательности и проектирования,

Задумчивый ликом, с внимательными всматривающимися глазами,

Он занял свое устойчивое и постоянное место,

Сильнейший, мудрейший из троллеподобных Трех.

Вооруженный своими линзами, линейкой и щупом,

На объективную смотрел он вселенную

И на множества, что живут в ней и умирают,

И на тело Пространства, и на душу бегущую Времени,

И в свои руки брал землю и звезды,

Чтобы попробовать, что он может сделать из этих странных вещей.

В своем сильном целеустремленном трудящемся разуме,

Изобретающем его линии-схемы реальности

И геометрические кривые его плана времени,

Он множил свои медленные половинные отрезы от Истины:

Нетерпеливый к загадке и к неизвестному,

Не терпящий беззакония и уникального,

Навязывающий размышление на марш Силы,

Навязывающий понятность неизмеримому,

Он старался свести к правилам мистический мир.

Ничего он не знал, но узнать все вещи надеялся.

В темных несознательных царствах, когда-то мысли лишенных,

Посланный всевышним Умом,

Чтобы бросить свой луч на неясную Ширь,

Несовершенный свет, заблуждающуюся массу ведущий

Силою чувства, идеи и слова,

Он отыскивает из субстанции и процесса Природы причину.

Чтобы всю жизнь гармонизировать контролем мысли,

Он с огромным напряжением все еще трудится;

Невежественный во всем, кроме своего собственного ищущего разума,

Он пришел спасти мир от Неведения.

Суверенный рабочий, на протяжении веков

Наблюдающий и отливающий в форму все существующее.

Самоуверенный, он принял свое громадное бремя.

Там низко склонившаяся могучая фигура сидит,

Согнувшись под дуговыми лампами его фабрики-дома