— Самый распространенный ответ.

— Однако он не видит причин, по которым деторождение будет для меня опаснее, чем для любой другой женщины. Мы обсудили все мои проблемы, в том числе болезнь легких, рассмотрели причины, по которым в последние годы она отступила. Доктор сказал, что в его практике такое случалось. Люди, детство которых было похоже на мое, часто во взрослом возрасте чувствуют себя значительно лучше. Он затруднился назвать точное количество, поскольку все же большая часть переболевших не доживает до этого возраста.

— Понятно.

— И еще он полагает, что мы можем иметь детей.

Внезапно Бриггс ощутил острое желание заняться с женой любовью.

— Возможно, когда-нибудь это случится.

— Да, — кивнула Беатрис, — я вполне могу подождать, пожалуй, сейчас мне это не нужно. Но я не хочу каких-либо ограничений. По крайней мере, сегодня вечером.

Желание уже терзало его изнутри. Он понимал, что она имела в виду. Да, сегодня он готов рискнуть.

— Филип, я хочу тебя прямо сейчас, — сказала она.

Еще не стемнело, но ему было все равно. Он подхватил ее на руки в холле и понес вверх по лестнице на виду у всех слуг, и они, несомненно, поняли, что он задумал. Ему ни до чего не было дела. Желание отказывалось подчиняться разуму, более того, он и не стремился его контролировать, напротив, упивался им. Ради таких мгновений он отказался от дружбы самого главного человека в жизни. Ради нее, ради Беатрис. И ему надо вновь принять решение. Возможно, Кендал прав, он не может держать штаны на замке. Однако ему чувство виделось гораздо более сложным, важным и глубоким.

— Разденься сама, милая, — прошептал он.

Она подчинилась, не отрывая при этом взгляда от его глаз.

Она наслаждалась тем, как он на нее смотрит, и это давало возможность ощутить себя богом.

Беатрис была настоящей леди, нежной, избалованной, воспитанной, как леди, но для него она становилась порочной и наглой.

— На колени, — велел он.

Беатрис опустилась на колени, по-прежнему не отрываясь от его глаз. Она вела себя как шлюха, но это была не просто привычка подчиняться, это был подарок для него, который, возможно, он не заслужил. Впрочем, нет, он не был так уверен. Беатрис не знала о Серене, по крайней мере, всю правду.

Бриггс скинул бриджи, взял Беатрис за волосы и резко потянул к себе, заставляя взять член. Она, как всегда, уступила легко, словно ощущала себя свободной и радовалась этому. А он упивался каждой минутой власти, наслаждался, что мог быть таким.

Он остановил ее до того, как наступил момент кульминации, подвел к кровати, положил так, что грудь лежала на матрасе, а ягодицы были приподняты. В такой позе она нравилась ему больше всего.

— Ты этого хочешь?

— Да, — не раздумывая, ответила она.

— Ты меня хочешь? Хочешь таким, каков я есть? — Он сильно шлепнул по округлой ягодице, оставив значительных размеров красный след.

Она взвизгнула, изогнулась, но скорее от удовольствия, нежели от боли.

— Да.

— И будешь хотеть до конца жизни?

— Да! — воскликнула она, после того как ладонь его опустилась на ягодицу с прежней силой.

— Твой брат прав, я человек порочный. Оставаясь со мной, ты станешь такой же.

— Да, — простонала она.

Он шлепал ее снова и снова, пока каждый ее выдох не стал подтверждением внутреннего возбуждения, пока их обоих не стало трясти от накала страсти.

— Филип, умоляю, пожалуйста.

Звуки собственного имени подхлестывали его. Впрочем, он не чувствовал себя смущенным этим. Не важно, Филип или Бриггс, главное, что он был важен для нее.

Он вошел в ее влажное лоно, единственным звуком в комнате были шлепки соприкасающейся плоти. Однако он не смог сдерживаться долго, позволил себе разрядку, излил семя в ее тело.

— Филип, — прошептала Беатрис, — Филип, я люблю тебя.

Глава 17

Беатрис была потрясена произошедшим. Всего за несколько часов она узнала, что сможет родить ребенка, соблазнила мужа и призналась ему в любви.

Она лежала рядом с ним в истоме и смущении тем, что произнесла слова, которые совершенно не собиралась говорить. По крайней мере, пока. Оказалось, удержать в себе чувства непросто. Нет, пожалуй, она не сожалела о признании. Не было и грусти. Она поступила правильно. Да. И не важно, какими будут последствия.

— Я люблю тебя.

— Любовь… — повторил Бриггс, — я даже не знаю, что это значит.

— Ты не понимаешь, что такое любовь?

— Я не понимаю, какое имеет отношение к этому.

— Прямое. Ты мой муж. Мой любовник. Мой друг. Я тебя люблю.

— Любишь, — с иронией произнес Бриггс. — Ты ошибаешься, моя милая. И давай прекратим этот… глупый разговор.

— А что в нем глупого?

— Меня никто никогда не любил. Ни один человек. Я никогда не слышал этой фразы в свой адрес.

— Бриггс, — произнесла она. Сердце сжалось. — Филип.

— Не называй меня так.

— Но совсем недавно, когда был во мне, ты не возражал.

Она села на кровати, свесив ноги.

— Это не одно и то же.

Он поднялся и встал по другую сторону, теперь их разделяла часть поверхности кровати.

— Филип, из-за непонимания между тобой и отцом…

— Тебе не интересно, что имел в виду Хью, говоря о моей жене?

— Нет, не интересно. Ты ничего о ней не рассказывал и…

— Серена умерла не от болезни. Она перерезала себе вены в ванне. Куском разбитого стакана.

Беатрис встала и подошла к нему.

— Филип…

— Знаешь, почему? Знаешь, почему хотела уйти от меня навсегда? Я все ей рассказал. Она не любила меня, но я полагал, что мы все же были друзьями. Я был молод и рассчитывал, что мы могли бы… стать одним целым. Я верил, что жена создана для меня, что она меня поймет. Оказалось, мы не были друзьями. Более того, она презирала меня. И не нашла иного способа никогда меня не видеть.

— Бриггс, я знаю тебя, и очень хорошо. Я уверена, ты никогда бы не причинил вреда своей жене. Никогда бы не сделал то, что ее оскорбило.

— Это уже не важно. Одно понимание того, какое я чудовище, вызвало у нее отвращение такой силы, что она даже не могла смотреть на меня и не желала находиться в непосредственной близости.

— Я не верю. Она не могла уйти из жизни только из-за твоих пристрастий в постели.

— Возможно, это стало лишь последней каплей. Я все делал неправильно. Мой отец стыдился меня настолько, что держал дома и не посылал в школу. Жена ненавидела, не могла выносить. И ты хочешь, чтобы я поверил в