– Если говорить начистоту, я не считаю черноту нормальным явлением. Мне она не нравится, там ведь баб нет. Да и кому она может понравиться? Но раз уж всё идет по плану, считаю нормой.

– Так ты что, не заблудился? Ты и правда хотел сюда приехать? Именно сюда?

– Карат, ну что ты, как маленький? Да я тут каждый кластер по сорок девять раз объездил, мне надо глаза завязать, чтобы заблудился. Видишь повязку у меня на глазах? Не видишь? Ну ты понял. Хватай самое ценное, дальше придется шлепать ногами по черному.

– Пешком пойдем, да? А ты ничего не забыл? У нас, вообще-то, элитник на хвосте.

– Я помню о нём прекрасно.

– И Юпитер тоже о нас помнит.

– Да, я тоже думаю, что он злопамятный. Он, мать твою, точно нас не забудет. Потому, если не хочешь прямо здесь с ним встретиться, хватай самое ценное барахло и бегом за мной. Появятся вопросы, потом на ходу пообщаемся, а сейчас нам трепаться некогда.

Отповедь коротышки не выглядела образцом тактичного поведения, но Карат смолчал, признав, что, на его месте, пришлось бы высказываться приблизительно также.

Действительно не время для бурных дебатов.

И не для бурных – тоже.

Потому, молча приступил к тому, что ему рекомендовали – к сборам. Рюкзак с минимальным набором всего необходимого за спину и разгрузочный жилет поверх легкого броника. Перекинул через плечо непомерно-длинную крупнокалиберную винтовку. Повесил на шею автомат.

Диана, молча занимавшаяся сборами, не выдержала, спросила:

– А далеко идти?

– Без понятия.

– Я много патронов не унесу. Только если недалеко.

– Бери половину, если что, сбросишь по пути.

– Жалко по пути бросать.

– А здесь не жалко? Я сомневаюсь, что мы сюда когда-нибудь вернемся. Забей, хрен с ними, с патронами.

Решив, что со сборами покончено, Карат сиганул на землю, чуть не врезавшись в Чака. Здоровяк как раз собирался забираться в машину.

Бабник, стоя сбоку, спросил нехорошим тоном:

– Ты куда это собрался?

– Да ты уже задрал, – возмутился Карат. – Сам только что сказал, что надо хватать самое ценное и выметаться.

– Ну да, сказал. И что?

– И то, что я самое ценное прихватил. Я готов.

– Ящик не забудь, его оставлять нельзя.

– Какой ящик? – глупо уточнил Карат, наивно надеясь, что речь идет не о том, о чём он подумал.

Закатив глаза от осознания всей ничтожности интеллектуального уровня собеседника, коротышка вздохнул и пояснил:

– Очень большой ящик. Не видел такой? Он длинный и обшит кевларом. Блин, да как же так, ты должен был его заметить, если не жопой смотрел.

– Издеваешься?

– В честь чего мне издеваться?

– Ты хоть представляешь, сколько весит этот ящик?

– Восемьдесят девять килограмм. Я ведь тебе уже говорил, вот что у тебя за память, Карат?!

– Я, как раз, не забыл. Я помню. Я хорошо помню. Ты что, всерьез собираешься пройти черноту с этим ящиком на горбу? Да могильная плита легче раза в два.

– Загнул ты. Не в два, в полтора от силы. Ящик оставлять нельзя. Никак нельзя. У нас здесь трое мужчин не ниже среднего роста: ты, Чак и Шуст. Сила у иммунных повышенная, но в одиночку такую неудобную штуку нести трудно. Будете сменяться каждые минут пять-десять, так и дотащите. Не надо на меня смотреть, как нацист на раввина. Я человек хороший, за это меня бабы и любят. Но есть недостаток, я невысокий в носильщики не подхожу.

– Этот ящик тебе нужен, а мне нет. Значит, сам его и понесешь. Ну или с Чаком, если сам не сможешь. Ни я, ни Шуст помогать не будем.

Бабник покачал головой:

– Ты, Карат, в принципе, тоже хороший. Но туповат слегка, не въезжаешь в простую ситуацию. Там, под кевларом, я примотал небольшую штучку. Не бойся, она совсем небольшая, и килограмма не весит. Редкая штучка. Это взрывное устройство, работающее на технологиях нолдов. Если брать вес, мощнее тротила в восемь раз выходит.

– То есть, мало нам тяжеленного ящика, на нем еще бомба эквивалентом в несколько килограмм тротила?

– Всё правильно – бомба. Хорошая такая бомба. Если рванет, ящику хана. И то, что в ящике, тоже пострадает. Сильно пострадает. Охренительно сильно. После этого оно уже Сабине неинтересным станет. Что, всё равно не врубаешься?

– Ты хочешь сказать, что ящик – наша страховка от секты?

– Так себе страховка, но да, она и есть. Другой не имеется, вот и придется тащить.

– Даже я могу несколько способов придумать, как нас завалить, чтобы ящик не пострадал.

– Я так и сказал, что страховка не очень, но другой нет. Что тебе непонятно, Карат?

– Мне много чего непонятно. И еще есть Юпитер. Не знаю как, но сектанты натравили его именно на ящик. И тебе будет очень тяжело ему объяснять, что еще один шаг, и ты взорвешь бомбу.

– Да, согласен, Юпитер – проблема. Но, насколько я понимаю, однажды ты с ним уже повидался и это пережил. Еще до меня. А теперь, получается, второй раз повстречался, и опять живой, – Бабник подмигнул. – Если что, на тебя вся надежда, ты у нас спец по Юпитеру. Ну и на то, что он не так уж быстро бегает. Зараженные не приручаются, управлять ими невозможны, это все знают. Раз с этой тварью килдинги дружат, получается, это ненормальная тварь. Вспоминай всё, что о ней знаешь. И думай. Хорошо думай. Учти, то, что лежит в ящике, твари тоже нужно целым и невредимым. Так что, на взрыв Юпитер не согласится. Но это мое мнение, у тебя оно может отличаться. Ты же спец по дрессированным мертвякам, а не я.

– Да что же там такое лежит?

– Ты это никогда не узнаешь, если оставишь ящик в машине.

– Да ты ангела чёртям прислуживать уговоришь…

– Ну тогда зачем спорил? Давай, помоги парням ящик выгрузить. И скажи пару хороших слов своему Шусту, больно уж у него вид мрачный.

– Ему не нравится то, что происходит.

– А мне думаешь нравится? Но я ведь как-то справляюсь со своими душевными переживаниями. Вот и ты помоги ему… справиться.

* * *

Гранд поначалу пытался семенить параллельно цепочке людей. Но ему быстро надоело пробираться по траве, рассыпающейся в антрацитовую труху при самом слабом прикосновении. Переместился в арьергард колонны, логично предположив, что позади отряда нехорошая растительность должна оставаться вытоптанной. Но мелкие частицы черноты, поднимаемые при каждом шаге, чистоплотному зверю сильно не нравились. Он то сильно отставал, то чуть ли на пятки не начинал замыкающему наступать, но так и не смог смириться с тем, что идти приходится по такому убожеству. На плечи залезть не рвался, там больно много поклажи, соображал, что человеку тяжело, да и самому неудобно будет.