на крыльце они становились беззащитными мишенями для невидимых налётчиков.

Илья расстрелял последний автоматный рожок, у его ребят закончились патроны, а из дверей и окон клуба ещё выбегали, выпрыгивали, выползали немцы. Некоторые успели схватить оружие, но использовать его не смог никто. В этом тихом селе на высоком берегу Днепра, откуда открывались пасторальные пейзажи с полями, лесами, неспешными, равнинными реками, в этом краю покорных и трудолюбивых крестьян, они лицом к лицу встретили внезапную смерть. Она не подкралась, не ударила в спину. Как подобает смерти солдата тысячелетнего рейха, она пришла в сиянии молний, в грохоте, раскалывавшем небо, сотрясавшем землю, и те, кто успевал увидеть её взгляд, встречали в нем только ярость и ненависть. Смерть не шутит, она безразлична и неумолима, предпочитает убивать тысячами, но в мгновении холодного внимания не отказывает никому. Иногда она саркастична; не каждый наблюдатель способен оценить её сарказм.

Этой ночью для немецких солдат, уже прошедших тысячу километров на восток от границы Германии, ненадолго остановившихся в Григоровке и готовых идти дальше, смерть приняла облик еврея, отбросившего бесполезное оружие и убивавшего их ударами кулаков.

К рассвету немцев в деревне не оставалось.

— Как ты, Илья Григорьевич? — Рудник изумленно разглядывал завалы тел у крыльца догорающего клуба. — Потери есть? У нас один погиб, четверо ранены.

— Потерь нет. Все в строю, Григорий Панасович.

— Что у тебя с руками?

У Ильи обе кисти были в крови.

— Да, ерунда, кожу стесал — совсем не бреются они, что ли?

— Скажи, чтобы тебя перевязали. Сколько у тебя убитых немцев? Живые остались? Мы взяли девять пленных, есть офицеры.

— Сейчас Шакунов посчитает, я доложу.

— Хорошо. Тогда готовим группы для отправки в немецкий тыл.

— Григорий Панасович, ты думаешь, мы тут всех перебили и никто не ушёл?

— Конечно, ушли, оцепления же не было. Думаешь, они вернутся?

— Мы накрыли батальон. А где у них штаб полка? В Малом Букрине?

— Да, разведка докладывала так.

— Так вот, те, кто ушёл, уже в Букрине или скоро там будут. Сколько времени нужно немцам, чтобы поднять батальон, пару танков и отправить сюда. Час? Считай, что через полтора часа они будут здесь.

— Что ты предлагаешь, Илья Григорьевич? Уходить, не выполнив приказ?

— Я предлагаю сейчас отправить пленных и раненых через Днепр и готовиться к встрече. Тут ландшафт такой, что мы и день можем продержаться, и больше. Только с оружием нужно разобраться. Вы что-то нашли?

— Нашли. Возле штаба на складе сельпо. Там пулемёты, миномёты, ящики с патронами и гранатами. Есть даже два ящика с нашими противотанковыми минами ТМ-39. Хозяйственные люди, ничего не скажешь.

— Слушал бы тебя и слушал, Григорий Панасович, — довольно рассмеялся Илья. — У меня же есть минёр, Яша Сметанский. С немецкими минами разбираться времени нет, а наши поставить успеет.

— Лёша, сколько убитых? Ты посчитал уже? — крикнул он Шакунову.

— Сорок три. И четверо живых.

— Сорок три. А мне ночью казалось — четыреста. Отправляйте раненых к пленным, и пошли за оружием. Времени мало!

Из Букрина к Григоровке вели две дороги. Какую из них выберут немцы, знать не мог никто. При подходе к селу дороги огибали заросшую кустарником высотку, с которой обе они отлично просматривались метров на восемьсот. Дороги заминировали, на склонах наскоро вырыли два небольших окопа для пулемётчиков и ещё два — поближе к каждой из дорог. Туда отправили бойцов с автоматами и запасом противотанковых гранат.

— Ты бы по какой дороге сюда пошёл, Илья Григорьевич? — Рудник разглядывал в бинокль окрестные холмы. Он ждал появления дозорных.

— Я бы, Григорий Панасович, приплыл в Григоровку на белом пароходе, с женой и дочкой. В августе, как сейчас. Я отменил бы все тренировки и спортлагеря и поехал бы сюда в отпуск. Пожарный — тоже трудящийся человек, и ему положен отпуск, даже если он спортсмен. Нашел бы хату под дачу и пожил тут хоть неделю. Ел бы кавуны, купался в Днепре, а по вечерам мы бы ходили на эту горку, смотреть на закат. В клубе крутили бы старое кино, которое все видели тыщу раз, но мы всё равно ходили бы и смотрели. Ты замечал, что летом можно смотреть любое кино, и старое даже интереснее, чем новое?

— Нет, Илья Григорьевич, — не отрываясь от бинокля, пробурчал Рудник, — такого я не замечал. Но я тебя проверю, мы вместе приедем в Григоровку и узнаем, какие тут кавуны и как тут старое кино показывают. Я в этом году кавунов вообще не пробовал, наверное, немцы все сожрали. Но пока мы тут лежим, ты мне всё-таки скажи, если бы ты был их командиром, по какой дороге ты пошёл бы на Григоровку?

— По обеим бы пошёл, Григорий Панасович. Был бы я немецким комполка, я отправил бы сюда пехоту и пару танков. Я бы догадывался, что если налётчики не сбежали, то они выбрали удобную позицию и ждут нападения. Я отправил бы две роты по одной дороге, а следом, на полчаса позже, ещё одну, но по другой дороге, чтобы она обошла эту высотку и ударила по налётчикам с тыла. Вот так бы я сделал.

— Вижу дозорного с правой дороги. Несётся изо всех сил.

— Значит, скоро ты проверишь, какой из меня немецкий комполка. Побежал я к Шакунову в окоп, Григорий Панасович. С детства люблю бросать гранаты. Когда меня нокаутами выгонят из бокса, я пойду метать молот.

— Хорошо. Держу резерв для второго отряда.

— Обязательно. Держи до последнего. Присылай ребят, только если нас совсем прижмут.

Илья ошибся. Первый отряд был небольшим — один автомобиль, уже знакомый им «кюбельваген», вооружённый пулемётом, и два взвода солдат.

Пулемёт на высотке молчал, подпуская немцев. Бойцы, сидевшие в окопе, тоже не проявляли себя, ждали, что автомобиль подорвется на мине. Но «кюбельваген» спокойно миновал полосу минирования. Взрыва не было.

— Эх, Сметанский, кто же так ставит мины, — проворчал Илья. — Теперь хоть бы немецкие гранаты не подвели.

Но до гранат дело не дошло. Из-за их спин по автомобилю ударил пулемет, и тут же открыли огонь бойцы из окопа. «Кюбельваген» замер.

— У кого бутылки? Поджигайте машину! — скомандовал Илья.

Немцы, отстреливаясь, залегли по обе стороны дороги. Одну обочину за четверть часа прицельной стрельбы расчистил пулемётчик с высотки, а на другой, спускавшейся в яр, продолжали держаться человек двадцать.

— Нужно менять позицию, — сказал Шакунову Илья. — А то они нас обойдут.

В эту минуту за холмом грохнул взрыв, и следом послышались звуки боя. Бойцы не могли видеть, что происходит на другой дороге, но немцам вся картина была открыта. Они отступили, а потом перебежками