Внезапная тишина привлекает внимание двух остальных стражников. Они смотрят на меня, на убитых, снова на меня. Оглушены.

Выдернув кинжал из головы стражника, направляюсь к ним.

– Файфер, встань за мной.

Она остается на месте, ничего не соображает.

– Файфер, быстро!

Она медленно обходит стражников, опуская на ходу меч.

– Не опускай! – кричу я, но поздно.

Один стражник прыгает вперед, хватает ее за волосы и бьет прямым в лицо. Второй удар направляет ей в живот, и она падает на землю, меч выпадает из руки. Другой стражник подхватывает его и оборачивается ко мне.

Я бросаюсь вперед, хватаю его за свободную руку, выворачиваю за спину и резко, сильно дергаю вверх, с удовольствием слышу хруст сломанной кости. Не выпуская его руки, подтягиваю к себе и вгоняю кинжал в живот. Он падает, но второй стражник подскакивает и успевает раньше меня схватить меч. Ударяет меня наотмашь – я отпрыгиваю, он повторяет, и снова, оба раза промахнувшись.

Я в падении подцепляю его вытянутой ногой за лодыжки, сбиваю с ног. Он падает на колени, я подскакиваю и бью ногой сбоку в коленную чашечку. Слышу хруст и его крик боли, он валится в мою сторону, последний раз взмахнув мечом. Кончик клинка оставляет у меня на животе царапину – холодное серебро горячее раскаленного железа. Тут же из раны начинает хлестать кровь. Живот заливает жаром, я жду знакомого покалывания заживающей раны. Но его нет, только усиливается жар, и крови куда больше. Прижимаю руку к боку – она льется у меня между пальцами. Рана не заживает.

Стражник лежит в неловкой позе, поврежденные конечности бесполезно вытянулись по земле. Я подхожу к нему, выхватываю из его руки меч и всаживаю в грудь. Он приглушенно ухает и падает в траву мертвым.

Слышится стон Файфер, я иду к ней, пошатываясь.

– Как ты?

У нее распухает глаз, и даже в предрассветной темноте видно, как наливается под кожей кровоподтек.

Она смотрит на меня – зрачки у нее так расширены, что глаза кажутся черными.

– Ты ранена!

Я киваю.

– Кажется, в этом мече все-таки есть сила.

– До дома дойдешь?

– Наверное.

Кровь течет горячо и быстро, пальцы мокрые. Меня начинает трясти. Файфер обнимает меня за плечи, и мы идем домой, к Гумберту.

Я ничего не говорю. От боли или от страха – не знаю. Знаю только, что на сей раз стигма меня не лечит. Что это значит? Только эта рана не будет заживать? Или Азот разрушил стигму навсегда? Если стигма уничтожена, шансов добыть скрижаль у меня тоже нет.

Можно ложиться и помирать прямо здесь.

Светает, хилые ниточки света пробиваются сквозь толстое одеяло облаков, уже заполнивших небо. Когда мы подходим к изгороди Гумберта, Файфер уже практически несет меня. Я потеряла столько крови, так кружится голова, что я едва шевелю ногами. Земля наплывает, изгибается огромными волнами, предметы перед глазами начинают расплываться.

Вскоре мы видим башни дома Гумберта, торчащие над верхушками деревьев как зубья. Подойдя ближе, видим во дворе слуг, занятых утренними делами. И слышим крик Гумберта:

– И смотреть в оба! Если кого найдете, немедленно привести ко мне, сей же секунд! Чтоб они мне больше розы не портили и по стенке не лазили!

Файфер кидает на меня тревожный взгляд, и впервые после ухода с праздника я начинаю волноваться о том, что нас ждет в доме. Может быть, ничего хорошего.

Мы входим, видим во дворе Бриджит. Она смотрит на меня и немедленно разражается криком:

– Мастер Пемброк! Быстро сюда! – Она бежит ко мне. – Боже мой, мисс, что с вами случилось? Столько крови…

Она кудахчет вокруг меня, как всполошенная наседка. Гумберт выскакивает из дверей, пухлое лицо его пылает гневом. Он все еще в том, в чем был вечером, – яркий шелковый камзол поверх полотняной рубашки, и то и другое изрядно помятое и несвежее. Редкие седые волосы торчат под всеми возможными углами, светятся участки лысины. Вид у него совершенно безумный и наверняка рассмешил бы меня, не будь я на грани обморока.

Взглянув на нас, он останавливается как вкопанный.

– Бог мой! – говорит он неуверенно. – Что… что случилось? Бог мой, – повторяет он, в ужасе переводя взгляд то на меня, то на Файфер. Кажется, он вовсе не замечает огромного меча в ее руке. Потому что в каждой из нас есть чему ужаснуться. Рыжие волосы Файфер перепутаны и измазаны грязью, в них торчат трава, ветки, листья. Блузка безобразно заляпана, юбка висит лохмотьями, но все это несравнимо с ее лицом. Глаз почти заплыл, переливается яркими оттенками пурпура, торчит на грязной коже словно маяк. Но я выгляжу в сто раз хуже. Успеваю заметить свое отражение в ромбической панели стекла – и ошеломленно уставиться на него. Лицо покрыто грязью и кровью. Руки – мхом и илом. Но хуже всего живот. Красивое платье Файфер взрезано, и под ним примерно на уровне пояса – кровоточащая рана. Файфер обещала убить меня за это платье, но боюсь, как бы удар меча ее в этом не опередил. Желудок сводит судорога, земля подозрительно колеблется под ногами.

– Джон! – Гумберт подлетает ко мне. – Джордж! Быстрее сюда, нужна помощь!

Они с Файфер осторожно заводят меня в дом.

В коридор вбегают Джон и Джордж. Я поднимаю голову, чтобы глянуть на них. В отличие от Гумберта, они успели переодеться со вчерашнего дня – на обоих длинные шерстяные плащи, тяжелые перчатки и сапоги. Лица разрумянились от холода, будто они провели уже много времени на улице.

– Ой, – шепчу я, удивляясь, что еще не лишилась голоса. – А вас где всю ночь носило?

– Вас искали, – отвечает Джордж. Он не в силах оторвать глаз от моей раны, от крови, капающей на идеально чистые черно-белые полы Гумберта. Потом смотрит на Файфер, на болтающийся у нее в руке меч. – Это твоя работа?

– Не будь дураком! – огрызается она. Мы делаем еще шаг вперед, и тут я оступаюсь. – Джон, помоги ей.

Джон быстро приближается и подхватывает меня в объятия.

– Веди ее в столовую, – командует Гумберт.

Я будто сквозь толстое одеяло слышу, как он зовет Бриджит. Она прибегает, и Джон быстро перечисляет, что ему понадобится. Я их не слушаю. Черт, разве нельзя все, что они задумали, сделать наверху, чтобы я могла поспать? Устала до смерти.

Я прислоняюсь головой к его груди и закрываю глаза. От него пахнет, как снаружи: листвой и хрустким, холодным воздухом.

– И принесите каких-нибудь швейных игл и катушку самых крепких ниток. Нет, цвет не имеет значения, – добавляет он и несет меня в столовую. Следом за ним идут Файфер и Джордж.

– Хочешь зашить мне платье? – спрашиваю я, приоткрывая один глаз. – Ты очень добрый.

– Нет, я хочу зашить тебе кожу.

– Что? – Мы с Файфер обмениваемся лихорадочными взглядами. Рана располагается над стигмой. Если Джон попытается мне помочь, он ее точно увидит. Я чувствую, как она пышет жаром прямо в кожу, пытаясь все-таки залечить рану. – Нет. Нельзя.