– Вы работаете на спецслужбы?

Она печально усмехнулась.

– Господи, мужчины! Вам везде мерещатся спецслужбы, шпионы, двойные агенты. Вы сущие дети. Алексей, я работаю медсестрой в больнице никому не нужного райцентра. Три года назад развелась с мужем, тогда же потеряла восьмилетнего сына. Он перевернулся в лодке, когда отдыхал в детском лагере, погиб вместе с воспитателем и двумя другими мальчишками. Я живу на зарплату в частном доме, едва свожу концы с концами. Мой бывший муж – конченый наркоман. Иногда приходит, требует денег. Я отдаю ему последнее, лишь бы не видеть, при этом дальше порога не пускаю. Скажите, я похожа на человека, работающего на спецслужбы?

– Простите, я не знал про сына.

– Я далека от политики, от всего, что происходит в соседней Украине. Мой двоюродный брат живет и работает в Москве. Не знаю, кем именно, но он всегда отличался большой таинственностью. Не понимаю, зачем я пошла на эту уступку.

– Вы правильно сделали, Настя. Я не злодей, помню добро. Не хочу вам докучать. Полежу еще немножко, приду в себя и поеду в Гомель.

– Да ладно, лежите уж. – Она досадливо махнула рукой. – Заторопился сразу.

Ему показалось, что женщина смахнула слезу и как-то слишком уж быстро отвернулась.

Когда он очнулся в следующий раз, то уже не испытал мучительного головокружения. Алексей сидел на кровати, свесив ноги, и размышлял, перевернется ли мир, если он надумает встать.

Занавеска на окне была слегка раздвинута. Виднелись резная ограда, часть дороги, дом напротив за каменным забором.

Вошла хозяйка с подносом, на котором стояли несколько мисок под крышками.

– Так! – Она нахмурилась. – Кто вам разрешил подниматься? Ну да ладно, сидите. Вам все равно пришлось бы сесть, чтобы покушать. – Она придвинула к нему стул, поставила на него поднос.

Женщина смотрелась очень трогательно в коричневой вязаной кофте, плотной серой юбке и детских шерстяных тапках с задранными носками. Она мельком глянула ему в глаза, тут же скромно потупилась и уставилась в пол.

Когда Настя вошла в следующий раз, он уже поел, стоял у окна в махровом халате.

– Спасибо, очень вкусно. – Алексей улыбнулся. – Тысячу лет не ел. А можно еще? Не объем я вас?

– Ой, да ради бога. – Женщина засуетилась, расцвела. – Сейчас принесу.

Он поел, опять лег, проснулся только утром, открыл глаза и удивился. Алексей попробовал встать, и это у него получилось. Он натянул халат и прошелся по комнате. Голова не кружилась, ноги пружинили.

– С добрым утром. – Настя заглянула в комнату, тепло улыбнулась. – Очень рада, что здоровых людей в этом мире стало больше. Знаете, Алексей, когда я вас притащила на себе в этот дом, то мыть не стала, только раздела. Простите, это было выше меня. В шкафу одежда вашего размера, во дворе растопленная баня. А я пока постелю вам новое белье. Вашу одежду, уж простите, я выбросила. Там не было ничего ценного, кроме восьми тысяч украинских гривен. Они внизу на тумбочке, заберите.

– Не надо. – Он поморщился. – Оставьте себе, обменяете в банке, лишними не будут. Мне оставите немного, чтобы добраться до Гомеля.

– Уже собираетесь? – Она немного растерялась.

– Пока нет. – Он чуть смутился. – Но скоро отправлюсь, не хочу вас стеснять. Вы еще не сообщали обо мне своему родственнику?

– Нет. – Она немного побледнела. – А нужно? Я подумала, что вы еще слишком слабый.

– Хорошо, не сообщайте пока. Оставите номер, сам свяжусь. Спасибо, Настя, я обязательно помоюсь.

С этой женщиной было приятно, легко, но все равно неловко. Алексей был чист, побрит, до отвала накормлен. Он возвращался к жизни. Былая слабость напоминала о себе все реже.

Настя дежурила в ночь, прибегала утром, хлопотала по хозяйству.

Он уже выходил из дома, болтался по двору, забрел в огород, где все было изрядно запущено. Бравый майор сделал попытку нарубить дров, а потом был счастлив, что никто не видел его бесславного падения с топором в руках. Но он быстро пришел в себя.

Вечером они с Настей сидели у потрескивающей печки и долго говорили. Она рассказывала ему о себе, но немного, скупо, понимая, что вряд ли это интересно ее квартиранту.

Он тоже сообщил о себе, что мог. Алексей упомянул, что был женат, что маленькая дочь погибла в автокатастрофе, и этот ужас до сих пор является ему во снах.

– Господи, как мне жаль. – Настя немного побледнела. – Мы с тобой оба потеряли детей.

Потом она спохватилась. На дежурство надо бежать.

Весь следующий день они пробыли рядом. Могли и не разговаривать, им просто хорошо было вместе. Настя улыбалась. Алексей тоже не грустил, почистил картошку, вымыл кастрюлю.

– Ужас. – Настя сделала круглые глаза. – Может, ты и готовить умеешь?

– Нет, только разогревать. Зато в этом мне нет равных.

Она смеялась, гнала его из кухни. Он уверял, что может научиться готовить, только некогда, лень отнимает все его время.

Ночью Алексей проснулся и понял, что в постели не один. Странное тепло побежало по его телу. Женщина прижалась к нему сзади, обняла, застыла. На ней была длинная сорочка, но это не имело значения. У героя-разведчика сладко заныло под ложечкой.

– Не оборачивайся, – прошептала она. – Просто полежим, хорошо?

Настя не говорила про одиночество и нелегкую женскую долю. Вот и хорошо. Все и так понятно. Он все же обернулся, выждав время, и обнял ее. Она застонала, прильнула у нему.

Потом женщина гладила его по выбритой щеке и шептала:

– Я не знаю, кто ты такой, да и знать не хочу. Что ты делал в Украине, меня не касается. Ты хороший человек, но не из тех парней, которые остаются. У тебя важные дела, работа в России. Я начинаю привыкать к тебе, боюсь, что потом будет трудно с тобой расстаться. Эту неделю я буду работать днем, до пяти часов. Если нужно идти – уходи, но чтобы меня в это время дома не было. Я все понимаю, такая жизнь. Останешься на несколько дней – буду рада. Нет – что ж. Но не мучь меня, лучше сразу уходи. Возьми одежду, деньги, сколько надо, сумку. Автостанция в двух кварталах отсюда, за магазином. Автобус на Гомель отходит в половине пятого. Несколько часов езды. Не звони, не пиши, чтобы лишний раз не расстраивать. Дверь закрой, а ключ засунь под крыльцо.

Когда он проснулся, ее уже не было. В доме пусто, прохладно. На улице не очень-то радостно. Он наколол дров, при этом уже не падал, затопил печку, вышел на улицу, вскопал пару грядок, потом провалился в оцепенение.

Алексей тоскливо смотрел на обшарпанные стены, на безрадостный пейзаж за окном. Летом, наверное, тут намного веселее, но где оно?

Около четырех часов пополудни он начал собираться. Оделся, натянул штормовку. Сунул в сумку пару сменного белья, бутылку воды.