— Жаль, — малышка скорчила мордашку, вздохнув печально. — Но потом ты мне все-все-все расскажешь, да, Мансик? — глазки загорелись жадным любопытством. — Ты привез ее? Какая она, эта девушка? Красивая? А как зовут? А…

— Дочь, прекрати! — одернула ее наша мать, и Сури отступила на шаг, втянув голову в худенькие плечики.

— На все вопросы отвечу, не переживай, — заблестевшие в глазах малышки слезы укололи меня в самое сердце.

Мама всегда была с ней слишком строга. Порой я ловил ее задумчивый взгляд, обращенный на дочь. Укоризненный и полный разочарования, будто она была виновата в том, что не родилась мальчиком. Как мог, сглаживал эти острые углы, но когда ушел на войну, Сури осталась с матерью один на один. И судя по выражению ее глаз, как у затравленного зверька, на пользу сестренке это не пошло.

— Беги пока поиграй, — я чмокнул малышку в розовую щечку. — Потом поговорим.

— Хорошо! — маленькое торнадо умчалось.

— Вы обещали быть с ней помягче, — с укором посмотрел на Асурию.

— Суриана почти выросла, — она равнодушно пожала плечами, в голосе сквозило тщательно сдерживаемое раздражение. — Пора привыкать вести себя так, как подобает принцессе — степенно, уверенно и…

— Надменно, безжизненно? — перебил я. — Зачем? Она так мила в своей непосредственности!

— Конечно, мила! — фыркнула мать. — Это лишний повод Шасиане нашептывать твоему отцу, что его королева не смогла достойно воспитать дочь, та не умеет себя вести, не обучена этикету и позорит его!

— Мерзкая змея! — я сжал кулаки. — Но Сури не должна страдать из-за этой гадины! Вам следует быть с ней помягче.

— Сын, ты забываешься! — в тоне матери появились стальные нотки. — Не тебе учить меня воспитывать детей!

— Простите, матушка.

— Иди к отцу! — голубые очи метнули молнии, вмиг потемнев, как обманчиво безмятежное небо, которое вмиг налилось грозовой тучей. — Предоставь воспитание дочери мне! У каждого в жизни своя роль и обязанности, которым нужно неукоснительно следовать. А самому тебе не стоит забывать о том, что ты принц и вести себя соответствующе. Иначе и про тебя будут говорить, что ты позоришь славный род Аманитов!

Я усмехнулся. Об этом не забудешь. Лишь когда тонул в золотых глазах моей ягодки, становился обычным человеком, которому так мало нужно для счастья. Но жизнь заставила вспомнить о том, кто я. Принц Мансур, старший сын Великого Повелителя.

Он уже ждал меня, расхаживая взад-вперед по огромному кабинету, больше похожему на музей — из-за коллекции клинков, которые покоились на бархатной подложке и благодаря умелой подсветке казались драгоценностями. Хотя большинство экспонатов как раз и были выполнены из самых редких сплавов и украшены камнями, не имеющими аналогов.

Кипучая энергия никогда не давала отцу спокойно сидеть или стоять. Она словно рвалась из него наружу, как лава из вулкана. Поэтому он всегда был чем-то занят — ходьбой хотя бы, если не имелось достойной альтернативы. Наверное, Сури пошла в него, малышка тоже не в силах усидеть на месте, вечно носится по дворцу, заставляя нянек уже к обеду падать без сил.

— Не сильно ты торопился, сын, — тяжелый взгляд серых глаз отца лег на мое лицо.

Победителей не встречают укорами. Но Повелителю позволено все.

— Прошу простить, отец. — Склонился в глубоком поклоне.

Это было правилом, которое следовало неукоснительно соблюдать. Один из пунктиков султана. Еще в глубокой юности он, отличавшийся буйным нравом, одним ударом сабли сносил головы тем придворным, которые, по его мнению, нанесли ему оскорбление, недостаточно низко склонившись перед ним, наследником великого рода Аманитов.

— Итак, ты сдержал слово, Мансур, — в голосе прозвучало одобрение.

Едва уловимое, но столь сладкое для сына, который не часто удостаивался похвалы отца.

— Да, Повелитель. — Взглянул на него, стараясь оставаться невозмутимым на вид и не выдавать радость, трепещущую в душе.

Порывистый и чувственный человек, султан все же не выносил проявлений излишней эмоциональности. Особенно, у мужчин.

— И явился за наградой? — серые глаза впились в мое лицо.

— Как и подобает победителю, — легкой ухмылкой обозначил оттенок шутки в этом немного дерзком заявлении.

— Заслужил, — он кивнул.

Почему молчит? Слово давал не только я. Обещания обязан выполнять даже Повелитель. Честь — превыше всего. Особенно, для потомка славного рода Аманитов. Иначе прародители перевернутся в своих гробницах, проклиная навлекшего позор на их имя. Хотя, наверное, от них уже лишь прах остался — от всех, кроме последних трех, самых великих, сплотивших Империю.

Я тоже молчал, спокойно глядя в глаза отцу.

— В качестве воздания за приказ, исполненный в срок, дарую титул Королевы твоей матери — неотчуждаемый и пожизненный, — произнес султан. — Также закрепляю за ней правое крыло дворца, которое будут наследовать ее дети.

— Благодарю, Повелитель, — выдохнул я, вновь склонившись перед ним.

Сердце, застучавшее быстрее, вдруг сжало тоской. Я внезапно осознал, какие последствия будут у моих «завоеваний». Если титул и часть дворца пожизненно принадлежат королеве Асурии, у Шасианы будет лишь один способ заполучить желанное до зубовного скрежета. Лишь со смертью соперницы она сможет примерить вожделенную корону.

— Позволите ли вы задать вопрос, отец? — выпрямившись, сказал тихо.

— Позволяю, — донеслось в ответ.

— Будет ли жизнь моей матери в безопасности отныне?

Я выдержал его взгляд. Сначала в серых очах взметнулась ярость. Померкнув, она уступила место пониманию и даже протаяла одобрением.

Все это пронеслось в глазах султана за мгновение, после чего они вновь стали непроницаемыми. Все придворные обречены на эту муку, холодящую кровь, гадать, о чем думает Повелитель, глядя на них. С одинаковой степенью уверенности можно было ожидать и награды, и смертного приговора.

— Выживает сильнейший, Мансур. — Коротко сказал отец. — И тебе, если хочешь когда-нибудь унаследовать мой трон, стоит об этом помнить. А теперь оставь меня, — пресек он дальнейшие расспросы, взмахнув рукой.

Настаивать я не посмел. Это могло стоить головы любому, султан не терпел возражений. Поклонившись в спину Повелителя, который отвернулся от меня, разглядывая один из кинжалов под стеклом, я вышел за дверь и пошел обратно.

Во дворце было, как всегда, жарко в это время года. Благодаря хитроумной архитектуре он продувался ветрами, воюющими с жарой. Редкий камень, из которого это огромное, но в то же время остающееся изящным строение было возведено, всегда оставался ледяным — в теплые месяцы, и сохранял тепло в холод.

Но мне, когда добрался до своих покоев, хотелось только одного — приказать растопить камин. Да пожарче! Чтобы огонь изгнал из души жуткий холод того самого одиночества, о котором я напрочь позабыл благодаря объятиям Найяны. Самого солнечного человечка на свете! Моей обжигающей ягодки…