В полнейшей тишине раздавался лишь мерный стук ее каблучков по мрамору.

— Хм, — она ткнула пальчиком в темно-золотое покрывало, в которое меня тут же укутали. — Да, твой цвет, — довольно кивнула. — Такая глубина в очах появилась, изумительно! Продолжим.

Чувствуя себя ее куклой, я молча поднимала руки, когда было велено, принимала требуемую позу, когда к моему лицу подносили новый отрез, и улыбалась будто прилипшей к лицу улыбкой, от которой сводило лицо.

Что ж, мне наглядно показали, каково мое место во дворце, признаю. Кивай и кушай молча, как сказала бы настоятельница Храма Огня. Да нахваливать не забывай, превознося до небес щедрость радушного хозяина.

— Отлично! — Шасиана, наконец, удовлетворенно кивнула, оглядев свою разодетую в разноцветные покрывала, пояса и прочие неведомые вещички куклу. — Теперь идем!

Может, она всегда хотела дочь? Хотя, вряд ли. Если вынуждена жить в мире, где правят мужчины, а женщины созданы для их ублажения и продолжения рода, то не захочешь такой бесправной участи своему ребенку.

Чувствуя, как шелковые покрывала приятно холодят разгоряченную кожу, я вышла вслед за Нагиней в уютный внутренний дворик. В центре его располагался шестигранной формы пруд с разноцветными рыбами, лениво машущими плавниками. По бокам росли ягодные кусты, вокруг них разгуливали диковинные птицы с длинными сверкающими хвостами.

Фонтаны о чем-то шептались с ветром, который вздыхал в ветвях высоких деревьев, которые под тяжестью блестящих янтарных плодов опускались до земли. Из овальных курительниц устремлялся ввысь изысканный аромат благовоний. На перилах, обрамлявших второй этаж резной каменной красотой, ворковали горлицы.

Мы с Шасианой уселись в тени, на низеньких диванчиках, расшитых цветами и засыпанных крошечными, совсем как игольницы, подушечками. Перед нами поставили неизвестные мне напитки и бесчисленное множество маленьких тарелочек со сладостями.

Красота этой страны понемногу входила в меня, сопротивляться ей не получалось. Она проникала в самое сердце журчанием фонтанов, игрой красок потрясающих мозаик, бликами солнца от разноцветных изразцов, которыми были выложены стены, и узором воздушных куполов над головой, похожим на звездное небо.

Вызывала прилив щемящей нежности улыбками местных, уютными балкончиками с резными перилами, после которых ладонь пахла древесной горчинкой. Раскрывалась перед тобой доверчиво, манила, ласкала взгляд, потрясала новыми ощущениями. Остаться равнодушной не было ни малейшего шанса.

Пока я пробовала сласти, растекающиеся на языке медом с привкусом лимона, орехов и самых разных фруктов, перед нами поставили куб с водой. Мать Амана опустила в них ноги, продолжая рассказывать историю знакомства с султаном, я последовала ее примеру и тут же ахнула, выронив пирожное в подол.

— Что? — Нагиня вгляделась в мое лицо и рассмеялась. — Твои ножки никогда не пробовали рыбий пилинг?

— Нет! — я всмотрелась в воду.

В ней и в самом деле плавали совсем маленькие, с мизинчик, рыбки. Они деловито сновали вокруг моих ступней и… покусывали их!

— Ай! — я дернулась обратно, но змея удержала.

— Не бойся, они не откусят твои красивые ножки! Лишь сгрызут ороговевшую плоть, чтобы подошвы стали мягкими, словно у младенца! Ну, не больно же?

— Нет, — раздумывая, прислушалась к ощущениям, — немного щекотно.

— Ты такая неизбалованная, — женщина задумчиво посмотрела на меня. — Твоя сила в этом. Принцу Аману ты определенно придешься по нраву.

Я хотела переспросить, тема как раз волновала меня куда сильнее, чем кусающие пятки рыбы, но Шасиана перебила:

— Ее волосы подсохли, займитесь ими, — велела она. — Пусть будет прическа, как у меня вчера, магиссе пойдет.

И снова моего мнения не спросили. Это царапнуло, но пришлось промолчать.

— И приведите ее руки в порядок! — она брезгливо глянула на мои пальцы. — Они будто служанке принадлежат!

Потому что я работала всю жизнь, с самого раннего детства, а не интриги плела во дворце!

— Обиделась? — Нагиня усмехнулась.

— Нет, госпожа.

— Не ври, у тебя на лице все написано. Ох, сколькому же тебя придется обучить! — она закатила свои прекрасные изумрудно-золотые очи. — Но ничего, я тобой лично займусь!

Я нервно сглотнула. Как-то не радует эта перспектива, вот от слова совсем! Может, прямо завтра сбежать?..

— Непростая дамочка, — хмыкнула вслед Шасиане Лайла. — Наконец-то уползла, змея!

— И ты меня учишь сначала думать, потом говорить? — я с укором посмотрела на нее.

— Права, права, — девушка шлепнула себя по губам. — Молчу!

Мы медленно пошли по небольшой улочке, которая была устроена так, чтобы гуляющий по ним был в тени, попадая под жестокие лучи палящего солнца, лишь пока переходит из одной аллеи в другую. Спасибо деревьям, которые своими ветвями сплели над головами живой потолок.

— Найяна, привет, — из тени вдруг вынырнул Эльмир.

— Эль! — просияла Лайла.

А я пошла дальше. Но он догнал.

— Не хочешь со мной разговаривать?

— Не о чем. — Процедила сквозь зубы.

— Заслужил, признаю, — мотнул своей кудрявой башкой. — Но не за себя просить буду, за друга.

— Всерьез думаешь, буду слушать, как один предатель отмазывает другого?

— Даже приговоренному к казни дают последнее слово!

— Вот когда вас будут казнить, тогда и поговорим! — отрезала и зашагала дальше.

— Твои покои в другой стороне, — ехидно пропел вслед блондин.

— Может, я прогуляться хочу?

— Прямиком в спальню Мансура? — даже не видя, была уверена, что сейчас бровь дракона колко взлетела вверх. — Ты бежишь прямо в его объятия!

— Да? — пробормотала, развернулась и почесала в противоположном направлении.

— Постой же, упрямая! — снова догнал и преградил путь. — Выслушай, а потом хоть бей!

А ведь и в самом деле с удовольствием бы побила чешуйчатого гада! Но информация мне пригодится любая.

— Идем вон в тот садик, — кивнула на тенистый рай, где журчал фонтанчик и заливались птицы.

— Как скажешь.

Мы втроем сели на скамейку, и Эльмир начал рассказывать. О матери Мансура, Шасиане и султане. Я молча слушала, хмурясь и плотно стиснув зубы. Что ж, теперь намного понятнее, что произошло. Старший принц дал слово отцу, что привезет меня в жены младшему. Любовь в планы не входила.

— Он полюбил тебя, Найя, — вторил моим мыслям блондин. — И разрывался между долгом, клятвой отцу и чувством к тебе.