ведь не знаете, что двигало теми, кого вы видите? Их мотивы? Не ведаете о том, чтобы было до и после. Однажды меня выпороли за то, что я воровала овощи. Одна из жриц застала меня в коридоре нижнего яруса с двумя картофелинами в руках. Десять ударов хворостиной! Десять! А я всего-то перевернула ведро, и клубни рассыпались по полу. И вроде собрала всё, что было в комнате, но две картофелины выкатились со склада. Именно с ними меня и поймали. Вы видели лишь картинку, вард Рольф. Нельзя называть кого-то тварью прежде, чем вы спросите откуда в её руках «картофель».

Над столом повисло молчание. Оно тяготило и заставляло чувствовать себя неуверенно.

– Она убьёт дорогого мне человека, – наконец процедил провидец.

– Вы видите его могилу? Тело? Предсмертную агонию? – допытывалась я.

– Нет, но…

– Тогда не называйте тварью ту, что придёт в этот мир вашей избранной. А вдруг вы ошибаетесь?

– Тебя так задели его слова? Почему? – вмешался в наш разговор Фальк.

– Меня называют «лютая», а я всего лишь пыталась не дать в обиду себя и тех, кто мне дорог. Все видят картинку, но никто не спросил: почему?

Очередной порыв ветра обрушился на окна, заставив нас умолкнуть.

Каждый остался при своём мнении, только Рольф странно притих с поднятой ложкой.

Он витал где-то в своих мыслях далеко отсюда. Никто, кроме меня, не обратил на него внимания, словно это было привычным делом.

* * *

К вечеру ветер не утих.

Поднявшись в комнату, присела на матрас. Мне было совершенно нечем заняться. Я впервые узнала, что такое скука.

Снаружи послышался неясный шум. Громкие мужские голоса. Не удержавшись, открыла ставни. Храм покинули несколько воинов. Впереди них шёл вард Лахлан. Ветер был такой силы, что он с трудом стоял на ногах.

Даже ощущая, как сильно тянет по полу сквозняк, с интересом наблюдала за их действиями.

Остановившись у воды, воины разом опустились на колени, положив ладони на песок.

Очередной порыв ветра заставил меня спрятаться за стену.

Моё платье, лежащее на сундуке, скинуло на пол.

Но мне было не до того. Лахлан что-то прокричал, и по земле поползла изморозь. С замиранием сердца я следила за их магией. Лёд перешёл на воду. Она, белея, промерзала по кругу, создавая огромное кольцо-ловушку, которое медленно сужалось. Шли минуты, я закоченела, но всё же не отрывала взгляд от Снежных.

О! Я помнила рассказ отца об этом племени.

Дети Стужи!

Наконец, на реке осталась маленькая прорубь. Что-то всплеснулось, и на лёд выпрыгнула первая рыба, за ней вторая, третья… Порывом ветра её толкало к удачливым охотникам.

Я не понимала, что двигало клыкаткой. Возможно, места под водой осталось так мало, что она предпочла рискнуть и сделать «свечку».

Тем не менее теперь обитатели храма были обеспечены провизией, и ещё день ураган нам был не страшен. Собрав рыбу, мужчины вернулись за стены. Я же с трудом закрыла ставни, ощущая, как выстудилась комната.

Облачко пара вырвалось из моего рта.

Глава 48

Буря не утихала.

Лассе, как всегда, отсутствовал.

Странно, но я вдруг поняла, что мне не хватает его тепла. А ещё я ощущала этот невнятный страх потери. Мне взбрела в голову мысль, что его вдруг не станет, и я снова окажусь одна.

Это словно отняло у меня способность нормально дышать.

Я явственно слышала треск костра.

Подскочив, заметалась по комнате, не понимая, куда бежать? Что делать?

Страх. Нет! Сжимающий сердце ужас душил.

Упав на колени, вцепилась в волосы. А вдруг его сожгут? А вдруг он пойдёт к алтарю?

Нет нужно бежать. Искать его!

Тихий голосок моего разума шептал, что эта паника ненормальна. Что всё это я накрутила. Сама. Но кто бы его спрашивал. Меня трясло как в припадке. Я задыхалась, руки дрожали.

Сорвавшись с места, куда-то понеслась.

Лестница. Коридор. Разговоры.

Только услышав родной голос, доносившийся из кухни, я наконец пришла в себя. Словно по щелчку пальца все чувства покинули мою душу. Хлопая ресницами, шумно выдохнула.

И устыдилась, потому как не осознавала, что двигало мною и что это вообще было. Будто кто-то, дунув, затушил в моём сердце страх и тревогу.

Такого раньше со мной не бывало.

Подкравшись к дверям, я прислушалась.

– Подвинься, Лассе, – услышала я голос, кажется, светловолосого угрюмого Фалька. – Шёл бы спать, брат.

– Не могу, – муж громко зевнул.

– Чего это?

Придвинув стул к стене, Фальк уселся на него и вытянул перед собой ноги, затянутые в высокие сапоги на шнуровке. Сложив руки на груди, откинул голову на спинку. – Вот что ты тут сидишь каждый вечер? Ответь мне, а? Что ты маешься?

– Моя Сонья ещё не уснула, – Лассе заметно клонило в сон.

– Не понимаю я тебя, – проворчал Фальк. – Она твоя избранная. Иди, брат, наслаждайся ею. Ты же так ждал. С детства её представлял. Вишню есть нормально не мог. И что сейчас происходит?

– Не могу я к ней подступиться, – в голосе мужа появились раздражительные нотки. – Она так испугана. Потеряна. Не понимает, что происходит вокруг неё. Её кошмары… Я ночами сижу над ней и слушаю её лепет об огне. Он преследует её. Не даёт дышать. Сонья словно боится жить. Меня боится.

Фальк сел ровнее и скептически приподнял бровь.

– И это всё мешает тебе спать сейчас рядом с твоей девочкой? Страхи – это понятно. Но тебе ли не знать, как с ними справляться?! Иди и возьми своё! Иногда лучше вскрывать гнойник резко.

– Будь осторожнее, Фальк, в суждениях. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, что мне мешает. Оглянись и вспомни, где мы. А я хочу её. Хочу как женщину!

– И ты не знаешь, как с этим справиться, потому что, насколько я помню, женщины никогда тебя не интересовали так сильно, чтобы ты озадачивался их внутренним миром, – Фальк словно ковырял палкой в душе Лассе.

– Суть ты уловил, – медленно кивнул мой северянин. – Так что я буду сидеть на этой кухне до тех пор, пока она не осознает, кто я для неё, и не придёт в мои объятия сама. И будет это далеко от этих проклятых стен. И не на полу на соломенных матрасах, а на широком супружеском ложе. Она заслужила это.

– Ну, мы долгожители! – Фальк громко рассмеялся. – Рождённые от избранных. Удачи тебе в твоих выжиданиях. Главное, следи, чтобы ещё моглось пока ждалось. А то завянут колоски…

Лассе, вскинув голову, таким взглядом одарил неожиданно весёлого целителя, что тот подавился смешком. Вся радость разом