Девушка она хорошая, видная. И ведьма сильная. А что простовата, так это не беда, научи её манерам. Ты ведь у нас из хорошей семьи.

— Да она ж в мастера Каллахана втюрилась! — огрызнулся Элмерик, сам не понимая, отчего так завёлся.

— Пустяки. На него половина мельницы влюблёнными глазами смотрит — и ничего. Да и из деревни тоже прибегают посмотреть, причём, не только девицы. Эльф, певец, король и маг, такой гордый, одинокий, с таинственным прошлым — мало кто устоит, согласись. Для Роз он как воплощение детской мечты. Все девочки мечтают об эльфах. Но ты — ты намного ближе, чем холодная луна в небе. Споёшь ей песен, принесёшь гостинцев, сладостей, наговоришь нежных слов, и она снова за тобой побежит, вот увидишь. Так вот я и спрашиваю: почему нет?

— Потому что так будет нечестно.

— Ах, значит, нечестно? Выходит, Роз тебе не нравится? Не потому ли, что ты до сих пор любишь Брендалин?

— Замолчи! — Элмерик заорал, дёрнувшись, как от пощёчины, но в следующий миг понял, что был груб и смутился. — Дело не в том, что я её люблю. Слишком мало времени прошло. Ещё не отболело.

— Вот именно. Поэтому больше не предлагай мне выбирать между Орсоном и Риэганом. Они мои добрые друзья, я люблю их обоих, но увы, совсем не так, как бы им того хотелось. Может, когда-нибудь я изменю мнение, но пока оно такое. Сердцу не прикажешь.

— Прости, я правда сказал, не подумав, — потупился Элмерик.

Келликейт примирительным жестом взяла его под локоть, и они снова зашагали к деревне.

— Я боялась, до тебя по-другому не достучаться. Мужчины порой такие толстокожие, и думают, что чувства есть только у них.

— Я так не думаю!

— Да я и не о тебе…

— Об Орсоне и Риэгане?

— Угу. И ещё о дорогом папеньке. Представляешь, он на днях вспомнил о моём существовании.

— Лорд Флойд узнал, что ты жива?

Келликейт сжала локоть Элмерика так сильно, что её ногти — острее обычных человеческих, почувствовались даже сквозь рукав куртки.

— Всегда знал. Когда Мартин забрал меня из Ключа Рассвета, то пообещал, что будет писать о моих делах — и, полагаю, сдержал слово. А теперь папенька вроде как совсем плох: лекари говорят, что может не дотянуть до весны. Всякие дальние родичи уже потянули жадные руки к лакомому куску, а он вдруг возьми да и объяви, что назначает меня наследницей земель и замка. Преступницу и ублюдка эльфийского. Представляешь, какой крик поднялся? Как ты понимаешь, предложения руки и сердца от всяких остолопов самого дальнего родства и происхождения не замедлили себя ждать. Семь писем за последние три дня! Я надеялась, что хоть здесь буду избавлена от этого… Но, видимо, не судьба.

— Это противно. Но нельзя, чтобы замок пришёл в запустение, а земли были разграблены недобросовестными родичами.

— Без тебя знаю. Мой долг мне хорошо известен. Но он мог хотя бы на миг перестать быть лордом и стать отцом? Поговорить, спросить, что я думаю, чего хочу…

— И ты отказалась бы от наследства?

— Конечно нет, — девушка поджала губы. — И отец это знает. Но не о том речь.

— А твоя мать? Что она об этом думает?

— А ничего, — Келликейт дёрнула плечом. — Она просто безымянная фейри из-под куста. Я её даже не видела никогда, кошку драную.

Она выпустила руку барда и бодро зашагала вперёд. Нити деревянных бусин, которыми были подвязаны её рукава, размеренно постукивали в такт шагам.

Некоторое время они шли молча, потом Элмерик спросил:

— Но если ты унаследуешь замок, ты же останешься в Соколах, или… ох, Келликейт, только не уходи. Полнолуние так близко.

— Глупости не говори. Конечно, останусь. И вот мой тебе совет: не придавай так много значения Зимней Битве. Я давно для себя решила: будь что будет. Завтра может не наступить в любой миг — с войной ли, без войны… И тогда какая разница, волновался ты, мечтал, строил планы или нет? Живи так, будто каждый твой день последний. Рассчитывай только на собственные силы. Если не будешь ничего ожидать, никто и ничто не сможет обмануть твои ожидания. Всё просто.

— Наверное, я так не смогу… — Элмерик опустил глаза, изучая рукава собственной куртки: те отчаянно нуждались в заплатах на истёршихся локтях. Или в новых рукавах, которые можно было бы пришнуровать вместо старых. Спустя пару недель после Битвы можно будет купить обновку: тогда ведь уже начнутся йольские ярмарки…

Не ждать ничего доброго, никому не верить, жить от рассвета до заката одним днём — да он бы с ума сошёл! И пусть в тревогах мало хорошего, но перестать надеяться и мечтать о будущем — вот что было бы действительно страшно…

— Сможешь, если захочешь. Я же смогла, — Келликейт принялась яростно сбивать с сапога налипшие комья грязи. — Конечно, тут нужна определённая сила духа. Но не надо бояться лишений. Они нужны, чтобы закалить нас. Знаешь, я даже рада, что на мою долю выпало всё это. А то я бы никогда не узнала, на что способна. Пыталась бы во всём угодить отцу со слабым здоровьем. Рано или поздно, устав сопротивляться, согласилась бы выйти замуж за какого-нибудь глупца соседа, нарожала бы красивых детишек с круглыми ушами. Скинула бы их на кормилиц и нянек, подобно моей матери кошке. А сама читала бы книги и гуляла по лесам в одиночестве. Пережила бы мужа, детей, внуков, правнуков, праправнуков… И уж точно никогда не попала бы к Соколам.

От её слов Элмерику стало невыносимо грустно. Келликейт здорово досталось в жизни. Тут немудрено было ожесточиться, записав во враги весь мир, но она не стала злой. Может, благодаря Мартину, спасшему девушку с эшафота; может быть, Орсону, предложившему дружбу преступнице… Она выстояла, когда большинство сдалось бы. Не дрогнув, убила того, кого любила всем сердцем, положившись лишь на его слова. Значит, не разучилась верить людям. Но теперь кто-то должен был заново научить