вон, рассказывая всем, как плохо живется, взять все в свои руки и преобразить, украсить, наладить заново все процессы. Люди способны сделать все, что нужно для их комфортной жизни, надо всего лишь захотеть. А мой долг – убрать тех, кто может этому помешать.

Как я уже говорил тебе, еще вчера я думал, что закончил, скорее всего, на время, но вчера я не видел новых особей для утилизации. Однако сегодня я проснулся с мыслью, что необходимо еще раз провести операцию по удалению злокачественной опухоли в организме нашего общества. Она вносит сумбур в разум хороших людей и деструктивно действует на окружающих ее. Но надо все проверить еще раз. Дать ей последний шанс.

35

Спал Норвежский очень плохо, часто просыпался в холодном липком поту. Сны очень точно отражают внутреннее состояние человека, когда на душе хорошо и легко, то снятся добрые красочные сновидения, а если нервы на пределе и мозг ночью не отдыхает, то бывает так, как прошлой ночью у капитана уголовного розыска. Когда они с Максимом были детьми, то часто говорили на эту тему. Макс всегда рассказывал о своих снах, ярких и интересных, как новый боевик со Шварценеггером. Есть увлекательная книга – фантастика про приключения подростков в межпланетных баталиях, в ней есть момент, когда большинство людей на планете заснули, и те, кто хотел поработить эту планету, им в мозг транслировали сон, в котором человек проживал свою жизнь до конца под покровительством захватчиков. После пробуждения мировоззрение людей было изменено безвозвратно, все любили новое руководство и были готовы перегрызть глотки за нового президента. У Макса почти всегда сны были такие же, он проживал в них события, как наяву, и, проснувшись, долго не мог понять, где реальность, а где порождение сладкого морока. Он мог часами пересказывать их Сергею и придумывать продолжения и разные ответвления сюжета. Норвежский любил слушать эти рассказы, своих снов он практически не запоминал, кроме одного. Кошмар снился ему каждый раз, когда он заболевал и поднималась температура: шум воды, перекаты речного потока и уносящийся вниз по течению мужчина. Так, по рассказам Петра Валерьевича, выглядели последние мгновения жизни его дяди. В такие ночи Норвежский всегда просыпался от собственного крика. Потом он повзрослел, и кошмары перестали его мучить… До сегодняшней ночи. Сегодня ему приснились все: молодая глупая Зина Бокова, у которой ниже наглой улыбки зияло распоротое горло, судья Залозина, бережно державшая в руках собственные внутренности, беспринципная Альбина Бельская, белоснежные кости и череп которой ярко блестели в лунном свете через обуглившуюся кожу и мышцы, тетя Вика в испачканном кровью костюме, баюкающая большого плюшевого зайца. Рядом с Сергеем во сне стоял Ваня, у него было грустное и серьезное лицо, и это само по себе выглядело пугающе, ведь в жизни он почти всегда улыбался, и в глазах сверкали радостные огоньки, а тут грусть и даже обида, что ли. Норвежский поворачивал голову на молодого напарника, а тот смотрел на него с высоты своего роста и двумя руками протягивал окровавленный нож.

Пробуждение в поту, несколько резких движений на кровати, и Сергей снова проваливался в сон, и по новой, до утра.

Кофе уже не лез. Рабочее время близилось к перерыву на обед. На утреннем совещании Сергей выслушал все, что думает начальство о его компетенции, угрозы о служебном несоответствии и распоряжение о личной встрече в аэропорту московской опергруппы, которая через три дня прилетает, чтобы показать провинциалам, как надо раскрывать резонансные преступления. Отстранять его не стали, работать-то некому, дали доработать до приезда столичных сыщиков, а там уже как пойдет. Трое суток – что можно сделать за это время, когда вторую неделю нет ни одной конкретной зацепки.

– Кто же эта гнида? – Вадим вертел в руках незажженную сигарету. – У Березиной, как и у предыдущих, следы от шокера, а вот у Ваньки нет. И следов борьбы никаких, один хороший, отработанный удар.

– Его отец ночью умер, я звонил, чтобы контакты матери узнать, вдруг в карте записаны. Врач меня попросил Ивану передать, что через пару часов после его ухода у отца сердечная мышца не выдержала. Он сам пытался дозвониться, но не смог, а тут я с утра позвонил, – Норвежский вертел в руках кружку с остывшим кофе.

Вадим тихо выматерился.

– Покурю?

– К окну отойди.

Криминалист открыл окно нараспашку, тяжелый городской воздух потек в кабинет. Вадим закурил, вонючий дым беззаботно полетел с края сигареты в серое ноябрьское небо.

– Сообщение мне отправлено через интернет, – Сергей старался вернуть мозг в нормальный рабочий режим. – Там все эти прокси с випиэнами, отследить без шансов. Максу с утра не могу дозвониться, даже с Сашкиного номера звонил – не берет. В офисе тоже не могут его найти.

– Бухает где-то, понять можно.

– Дай бог, чтоб так, – Норвежский выводил пальцем знак бесконечности на столе. – Дай бог. Мужика, про которого он говорил, я установил. Сейчас его участковый ищет, по прописке.

– Толк есть?

– Хрен его знает, Семушов тоже отлично подходил на роль серийника, а оказался просто поехавшим неудачником, – Сергей поводил мышкой по коврику, монитор ожил. – Амирханов Равиль, сорок три года, тринадцать лет назад потерял двух детей – близнецы: девочка и мальчик. По четыре года им было.

Вадим тяжело выдохнул сигаретный дым.

– Дай угадаю, дело было в детской больнице?

Норвежский кивнул.

– Не могу себе представить, к счастью, не могу, как это, в один момент лишиться смысла жизни, – Вадим достал вторую сигарету и прикурил ее от окурка.

– И не надо, это еще не все: его жена, когда узнала обо всем, с ума сошла, сразу, резко. Не смогла принять то, что случилось. Ходила сначала по дому, потом уже в диспансере. Валик свернет из покрывала и укачивает его, разговаривает, колыбельные поет. Ужас, в общем, врагу не пожелаешь того, что этот Равиль пережил.

– Откуда такие подробности?

– Из его показаний. Жену в дурке лекарствами пичкали, и иногда она в реальность возвращалась. В одно из таких возвращений ему разрешили ее домой забрать. Пока домой ехали, она ни слова не произнесла, а когда он входную дверь на ключ закрывал, она прошла на балкон и вниз. Они в новостройке на Западной жили, двенадцатый этаж.

– После такого я смог бы убить, – Вадим смотрел на небо.

– Ты на войне был и что-то не режешь людей по ночам, – Сергей смотрел на силуэт криминалиста в проеме окна.

Вадим стоял спокойно и разглядывал причудливые облака, вторая сигарета тлела уже возле фильтра.