Я подумала, что дома иметь такую штуку совсем не помешалобы, но слишком много с ней хлопот.

— Да нет, утопить бы его в озере, — ответила я. — Или вземлю зарыть.

Мишель пристроил пулемёт на то место, где он лежал и сказал:

— Зачем? Человек старался, его сюда тащил, подыскивал место,прятал. Нет, будет обидно за него. Представь, бедняга придёт и испытаетразочарование. Мы же не знаем, какие у него намерения. Вдруг он заляжет с этимпулемётом и будет поджидать тех, за кем и мы следить собрались?

— Вполне возможно, — согласилась я, в глубине душисовершенно не сомневаясь в этом.

— Так вот, — продолжил Мишель, — когда он придёт и пулемётане найдёт, то может озаботиться каким-нибудь другим оружием. Ещё притащитгаубицу. Нет, не стоит его волновать.

— Но мы же собрались в засаду…

— Мы в засаду, и он пускай хватает свой пулемёт и тоже рядомпристраивается. Если ему не повезёт, и в нужный момент пулемёт не сработает, нучто ж…

Мишель развёл руками.

— Мы не виноваты, — закончила я за него, дивясь такойнеобычайной сообразительности.

В который раз подумала: «Господи! Не устану благодарить!Какое счастье, что ты мне послал такого мужчину! Как вовремя! Как вовремя!»

Мишель молитвы мои прервал:

— София, надо спешить, садись в автомобиль.

— В автомобиль?

— Ну да, не можем же мы оставить его здесь, рядом спулемётом. Кто знает, когда вернётся хозяин.

— Ах да, — опомнилась я. — Надо поглубже в лес машинузагнать, чтобы никто на неё не наткнулся. И ветками надо бы прикрыть.

Я вошла во вкус и почувствовала себя чуть ли не бойцомспецназа.

Мы быстро спрятали «Альфа Ромео» и направились к баньке. Яшла первой, Мишель за мной. Вдруг он остановился и попросил:

— Подожди, сейчас вернусь.

Из деликатности я не стала проявлять любопытство, мало ликакие у человека возникли проблемы — ужин был достаточно плотным, баба Рая непоскупилась. Поэтому даже не оглянулась, как шла, так и шла, лишь шагзамедлила. Вскоре Мишель меня догнал — карманы его пиджака подозрительнооттопыривались. Я, демонстрируя прекрасное воспитание, снова не стала задаватьлишних вопросов.

Когда мы вышли из леса и остановились у баньки, соображая скакой стороны будет удобней в крапиву зайти, Мишель вдруг насторожился. Онзастыл на месте, поднял указательный палец и воскликнул:

— Слышишь?

Я прислушалась.

— Нет, не слышу.

— Гул машины.

— Да-а?

— Приближается.

— Тогда скорей в крапиву, — воскликнула я, с ходу набираяприличную скорость и прячась за углом баньки.

С этого угла была видна и дорога, ведущая к озеру, иполянка, откуда был вход в предбанник.

Здесь надо сказать, что сама банька, собранная из брёвен, интересане представляла. Толщина стен и отсутствие окон становились непреодолимымпрепятствием на пути моих чаяний. Однако по этому поводу я и не волновалась,рассчитывая только на предбанник. Во-первых, предбанник был наспех сколочен издосок, щели между которыми позволяли не только подслушивать, но иподсматривать. К тому же я знала, что в баньке Евгений вряд ли расположится,поскольку сама же когда-то сформировала у него другие привычки.

— Софи, дорогая, накинь пиджак, — посоветовал Мишель,который не отставал от меня ни на шаг.

И он уже сидел в крапиве.

— Пиджак? Зачем? — удивилась я. — Совсем же не холодно.

— Да, — согласился он, — боюсь, что тебе даже жарко,крапива.

— Ах, это, — отмахнулась я. — Ерунда. Не обращай внимания.

Мишель удивился:

— Как же не обращать? На мне костюм и под ним рубашка, а утебя и руки и ноги обнажены.

«Какие все же неженки эти иностранцы,» — подумала я испросила:

— И что? Что случится с моими руками-ногами?

— Их обожжёт крапивой.

— Уже обожгло, — похвастала я.

Мишель испугался:

— Тебе больно?

— Зато циллюлита не будет…

И тут я услышала, наконец, гул машины. Практически следом иЖенькину «Тойоту» увидела, лихо съезжающую с пригорка к озеру.

— Ой, — пискнула я, — смотри!

Мишель и без моего приглашения смотрел во все глаза.«Тойота» же скрылась за банькой и, выехав на полянку, показалась с другойстороны. У предбанника возле громадного дубового пня она остановилась, и в тотже миг распахнулись сразу все дверцы. На полянку высыпали Евгений,Архангельский, Даня, Тася и Пупс.

— Вся гоп-компания, — прошептала я.

— Кто эти люди? — спросил Мишель.

— Самый красивый — мой бывший муж, остальные мужья подруг.

Он удивился:

— У тебя так много подруг?

Я пояснила:

— Подруг гораздо больше, здесь же не все мужья, да и не увсех подруг эта роскошь имеется. Некоторые вообще избегают лишних проблем.

Мужья тем временем засуетились вокруг машины. Торопливоразбирая и таская пакеты в предбанник, они то и дело натыкались на громадныйдубовый пень, служивший обычно столом. Архангельский зычно подгонял друзей,пугая их темнотой. Ночь и в самом деле заспешила на землю — сумеркистремительно густели, суетящиеся на поляне мужчины размывались прямо на глазах,превращаясь в серые нечёткие фигуры.

Зря я думала, что Мишель не захочет в засаду. Ондействительно умел жить моими интересами и с любопытством наблюдал за мужьями.

— А кто вон тот, полноватый? — спросил он, показывая нахитреца и лентяя Даню, схватившего самый маленький кулёчек и в мечтательностизастывшего, созерцая воды озера.

Было очевидно: он не спешил тащить кулёк в предбанник, чтобыне возвращаться за новым. Даня всегда рассчитывал на трудолюбие окружающих, нов данный конкретный момент окружающих он выбрал опрометчиво: и Женька, и Тася,и Ваня и Пупс трудолюбием никак не страдали. Впрочем, кульки они расхватывалибодро, из чего можно было заключить лишь одно — кульки набиты алкоголем изакуской.

Я компетентно пояснила:

— Тот, рыхлый и вялый — Даня, муж Тамарки, соня, лентяй иобжора.

— А тощий? — спросил Мишель.