Андрей внимательно посмотрел на нее:

– А температуру не измерим? Ты какая-то красная стала.

– Не надо. Просто закрой форточку, а я пледом вот укутаюсь, и все.

Лена сняла со спинки кровати белый плед из искусственного меха, завернулась в него. Наверное, Андрей прав, у нее, похоже, температура. Только заболеть не хватало.

– Может, чайку сделать? – предложил он. Лена согласилась, попыталась встать, но Андрей поспешно остановил ее: – Сиди, я сам. В твоей квартире заблудиться невозможно, а где ты прячешь чашки, я успел увидеть.

Он вышел в кухню, загремел оттуда посудой, щелкнул кнопкой чайника, брякнул дверцей холодильника – доставал лимон. Лена прикрыла глаза и задремала – сказалась практически бессонная ночь.

– Ты даешь, начальница. Не успел выйти, как ты спать устроилась. – Он уже вернулся из кухни с подносом. – Иди вот, чайку с лимоном попей, полегчает сразу.

Он протянул ей чашку, Лена сделала большой глоток крепкого сладкого чая. Андрей закурил очередную сигарету и наконец решился спросить о том, что интересовало его больше всего.

– Давно ничего не слышно о твоем великом фотомастере.

Лена поперхнулась.

– Тебе-то это зачем?

– Видел сегодня анонс его выставки, подумал, что ты должна им гордиться: знаменитость.

Лена промолчала. Она успела забыть о Никите за эти дни, как-то не до него было, и это оказалось даже к лучшему. Надо же было Андрею именно сейчас заговорить о нем снова! Но он уже и сам понял, что сказал что-то не то.

– Лен, ты извини, если я лишнее позволил…

– Все нормально. Мы расстались, – будничным тоном сказала она. – И давай к этому больше не возвращаться.

Андрей удивился, но постарался сделать вид, что все нормально. Докурил, вопросительно глянул на Лену и снова потянулся к диктофону. Она согласно кивнула.

«Вы не представляете, с каким трепетом я открывал первую тетрадь, – снова раздался свистящий голос Максима. – Ее почерк, чуть уловимый аромат ее духов… Но больше всего меня волновало, что в тетрадях может оказаться что-то о ее женихе. Поймите меня правильно: я уважал ее выбор, но относиться к нему с пониманием все равно не мог. Голицын, он не для Жанны. Он публичный, все напоказ, а Жанна всегда старалась держаться в тени, даже если делала что-то общественно значимое. Но это, конечно, не мое дело.

Так вот, Жанна начала дневник со странной фразы, значение которой я понял, только когда прочел все. Она написала: «Нет хуже вассала, предавшего своего господина». Странно, да? Вот и мне показалось, что это странно. К чему она? Я начал читать. Там было много пространных рассуждений о предательстве и верности, и всякий раз Жанна будто бы спорила сама с собой и убеждала себя в том, что предателю нет прощения. Много рассуждений о мести: кому стоит мстить, а кого лучше забыть и вычеркнуть из жизни. И вдруг такое: «Я выросла во лжи и предательстве, мне нет прощения». Только это на странице, и больше ничего. Дальше снова какие-то цитаты, рассуждения. И еще раз на чистой странице: «Нужно поговорить с адвокатом, непременно нужно с ним поговорить».

Лена вздрогнула. Речь могла идти только о ее отце.

«Адвокат, по всей видимости, ее принял, потому что дальше шли рассуждения о каких-то деньгах, о том, что за них можно купить все, в том числе и репутацию, и даже новую судьбу. Мне это показалось странным, как и многое в ее дневниках. Жанна относилась к деньгам легко, расставалась с ними без сожаления. И вовсе не потому, что они у нее были. Она считала, что от денег, если они не работают на благо какого-то дела, исходит негативная энергия. Наверное, она была права.

А потом… Потом я прочел то, о чем до сих пор боюсь вспоминать. Оказывается, отец Жанны вовсе не был ей отцом. Он был совершенно чужим человеком, причинившим много зла ее семье. Жанна узнала об этом случайно, из разговора Валерия Ивановича с каким-то его знакомым. Тот откуда-то вернулся, много лет не был в городе, вот и задал вопрос о том, откуда у него взялась дочь. Валерий Иванович сказал, что удочерил Жанну в трехлетнем возрасте.

Ее, насколько я понял, это очень поразило: она не помнила ничего из своей прошлой жизни, только дом Стрелкова. Так и написала: «Я не знаю, кем была до того. Не знаю, кто мои настоящие отец и мать. Я всегда знала только одного родного человека, который оказался мне чужим». И она начала искать. Снова обратилась к адвокату, на этот раз безуспешно, он отказался говорить с ней. Она предприняла еще несколько попыток и в конце концов узнала от него фамилию: Шанеев. Как я понял из записей, адвокат сказал, что ее отец, Стрелков, был знаком с этим человеком, но почему-то просил Жанну не обсуждать с ним ничего и не рассказывать о визитах к нему.

Еще он назвал ей фамилию журналиста, который может дать какие-то документы, где она найдет ответы на все вопросы.

С помощью Голицына Жанна встретилась с этим журналистом и нашла у него фотографии и те самые документы. Не сомневаюсь, что она узнала, как погибли ее родители, потому что с этого момента ее дневник просто сочится ненавистью. Ненависть разъедала ее изнутри, ненависть к человеку, который ее вырастил. Родной отец Жанны оказался каким-то криминальным деятелем, погиб еще в начале 1990-х, а через год с небольшим застрелили и ее мать. Сама Жанна ничего этого, разумеется, не помнила, прочла только в бумагах у журналиста.

Но там было еще кое-что, что пробудило ее гнев. Она нашла записки, сделанные рукой Стрелкова. Оказывается, это он убил отца Жанны. Ему хорошо заплатили, у него даже не возникло мысли отказаться, хотя с отцом Жанны они были в свое время неразлейвода, вместе занимались делами. Но это не помешало ему хладнокровно расстрелять человека.

А через полгода Валерий Иванович стал ухаживать за вдовой своего друга, матерью Жанны. Она в то время пыталась удержать бизнес мужа, но ее никто не принимал всерьез, всем казалось, что она только мешает. Валерий Иванович быстро понял, что помочь ей не сможет, а себя погубит. Нужно было сохранить хотя бы то, что он успел прикарманить в обход матери Жанны. И он не постеснялся предложить свои услуги бизнесмену, который конфликтовал с ней из-за какого-то участка. Валерий Стрелков застрелил ее сам. Дождался у подъезда, окликнул по имени и выстрелил. Она не ждала от него угрозы, шла навстречу и не подозревала, что это ее последние шаги.

После этого он хотел уехать, но почему-то вспомнил о Жанне. Не могу понять, что им двигало, и Жанна, кажется, тоже не поняла. Но он заплатил адвокату и удочерил Жанну. Потом переехал с ней за город, в коттедж, который успел выстроить за это время, и залег на дно. Записки, в которых он это описал, у него выкрали. Он искал вора, но не нашел, хотя кое-кого подозревал. Я не знаю, каким образом эти записи попали к журналисту. Даже не знаю, уничтожила ли их Жанна, когда прочла. Но с этого момента вся ее жизнь перевернулась.

Мне кажется, она шла к тому, что потом сделала, как робот, выполняющий заложенную программу. И не отступила от своего плана ни в одном пункте. Все деньги со счетов Стрелкова за несколько часов до смерти она перевела на счета фонда. Кстати, передайте Голицыну, что ему она завещала все свои драгоценности, но просила их продать и перечислить вырученные деньги в фонд. Завещание ему огласят в положенный срок, она так и написала. Она знала, что я прочту, я в этом теперь уверен. Она хотела, чтобы я прочел, а потом все это сжег. И последнее, Елена Денисовна. Не ищите убийц, их нет. Жанна застрелила Валерия Ивановича и застрелилась сама. Она так и написала: «Я буду стоять и смотреть, как его мозги стекают по спинке кровати. Но перед этим я скажу ему, что знаю обо всем, что он сделал. И что я никогда не прощу его». Пожалуйста, не ищите убийцу. Жанна отомстила, как сумела, но жить с таким грузом не смогла. И простите меня, Елена Денисовна, за то, что я струсил. Или просто оказался верен данному слову? Но ведь лучше поздно, чем… вы понимаете. Я ничего не смог. Я не смог даже покончить с собой, как Жанна. У меня не хватило сил. Но я найду способ соединиться с ней, пусть не сейчас, так позже. Еще раз простите меня».