class="p1">— Хорошо, — сосредоточенно улыбается он. — Я тоже так думаю. Получится у тебя и ли не получится, доподлинно неизвестно. Это я про твои реформы. А тут будут средства на дальнейшую борьбу.

— Или на беззаботную пенсию где-нибудь в Аргентине, — легонько подкалываю его я.

Аргентина — это довольно обидно, конечно, учитывая, что там ещё со времён войны окопалась куча разных Мюллеров и прочих негодяев.

— Знаешь что! — вздёргивается он, но тут же берёт себя в руки.

С самообладанием у него всё в порядке, судя по всему.

— Я думаю, — говорит Де Ниро, — нужно нам зарегистрировать фирму типа «Сеабеко». Помнишь, ты рассказывал?

Да, помню, рассказывал. Я и Андропову про неё говорил.

— Так вот, нужно её, то есть нашу фирму подставить Андропову вместо сеабеки. Он тебя наслушался, настрой к сеабеке негативный. Для нас это плюс, поскольку поток будет немаленький. Это ясно. Надо ведь братские компартии накачивать деньгой, закупать разные запрещённые виды товаров, подкупать чиновников и всё такое прочее, противоречащее званию ленинца, комсомольца и просто советского человека. И, что самое любопытное, реально проконтролировать сколько средств пошло на целевые нужды, а сколько потрачено на преодоление всевозможных бюрократических и политических барьеров, неизвестно, поскольку финансовая документация на подобные расходы не предусмотрена, как таковая.

— Вот только незадача. Как объяснить происхождение этой компании? Откуда она возьмётся?

— Ну, это не самое тяжёлое. Я придумаю легенду какую-никакую.

— Можно проколоться, Леонид Юрьевич. Стыда потом не оберёмся.

— Не проколемся, — уверенно заявляет он. — Не проколемся.

— Ну, как тут наши зеки себя ведут? — спрашиваю я, заявляясь на базу в Дьяково.

— Спокойно, — отвечает дежурный. — Один, правда, врача просит всё время.

— Тот, что с горлом?

— Да, он.

— Ну, пошли сразу к нему.

Захожу в камеру. Чувак лежит на шконке. Услышав, что кто-то пришёл, садится, опускает ноги и, страшно морщась, трёт горло.

— Мамука или Георгий? — спрашиваю я.

— Мамука, — хрипит он, бросая на меня злобный взгляд.

— Что, болит глотка? Скажи спасибо, что жив ещё. Ты зачем приехал? Девок насиловать? Чё тебе надо?

— Где я, скажи? — скрипит он. — Это не ментовка, я вижу.

— Скажу, когда захочу. А не захочу, сразу тебя спишу в расход. Знаешь, что это такое?

Я провожу рукой по горлу.

— За что в расход? Кто ты такой вообще?

Он говорит медленно. Хрип накладывается на акцент и получается довольно жуткий акустический перформанс. Голосовой Франкенштейн.

— Ты не понял про вопросы, да? Ну, сиди тогда, а я пойду с другими побазарю.

— Нет, нет, не нужно. Со мной говори.

— Кто вы такие?

— Как, кто такие? Просто мы. Я Мамука.

— Ну, и чего вы в Москву приехали?

— Ну, как сказать? Почему не приехать? Здесь возможности есть.

— Откуда?

— Грузия… Из Грузии.

— Знаю, что из Грузии, откуда конкретно?

— Конкретно? Мы из Батуми.

— Из Батуми? Море, да? И что вам не сиделось дома-то?

— Что делать? — пожимает он плечами и опускает голову.

Худой, курчавые волосы коротко подстрижены, лицо покрыто щетиной, на шее чёрные завитки. Выглядит он жалко, даже безнадёжно как-то.

— Кто прислал? — спрашиваю я.

— Зачем прислал? — поднимает он голову.

— Давай так. Говорим конкретно, без «не знаю» и без «зачем». Ясно? Либо говорим и ты мне рассказываешь, всё что знаешь, либо заканчиваем базар и потом червячкам будешь рассказывать всё что захочешь. Ясно?

Он молчит сначала, немного обалдев смотрит на меня, но потом кивает.

— Ясно, что ты не мент…

— Говори, кто прислал.

— Никто, жизнью клянусь. Никто не прислал.

— Хочешь сказать, что Мишико Тифлисский тебя не присылал?

— Нет, Мишико не присылал, — медленно крутит он головой. — Я с ним вообще лично не знаком. Но скажу тебе, он человек нехороший.

— Почему это? — хмурюсь я.

— Без обид. В нём гордости нет.

— Серьёзно? А в ком есть? В тебе что ли?

Он пожимает плечами.

— Ладно, кого ты знаешь? Ламази Джона знаешь?

— Он с тобой был вчера, в машине сидел. Он, как раз, под Мишико ходит, шестёрка его.

— Шестёрка? А разве он не вор?

— Плохие они люди.

— Плохие люди? Интересно как. А Зураб Гагринский?

— Нормальный вор. Но они его замочат скоро. Мишико хочет всех под себя подмять, очень плохой.

— А ты сам вор? — уточняю я.

— Нет пока. Но буду.

— Давно приехали в Москву?

— Месяц…

— Месяц? — повторяю я.

— Да.

— Чем занимаетесь?

— В карты играем в ресторане.

— А мента вчерашнего знаешь?

— Да, — неохотно подтверждает он.

— Платишь ему за крышу, так?

— Платим ему, да. Чтобы играть давал.

— Зачем приехали?

— Бро ищем.

Интересное кино…

— Чего искать-то? Все знают, где он есть. Зачем он вам?

— Тебе что? Хотим к нему… как сказать…

— Работать что ли? — подсказываю я.

— Какой работать! Дела хотим делать!

— Дела хотите? А вы крутые, я смотрю. И какие же это дела?

— Разные, — неохотно отвечает он. — Почему ищем долго? Потому что к нему просто так не подойдёшь, понимаешь? Нужно причину иметь, да?

— То есть, вы причину ищете что ли?

— Да, — соглашается он. — Теперь ты скажи. Ты кто? Я вижу, не мент ты, но нашего мента отшил вчера. Молодой, а дерзкий очень. Зачем нас к себе забрал? Что дальше делать будешь?

— Не решил ещё, что с вами делать. Вы же как шакалы, после вас только смрад и боль остаются. Зачем девчонку обидели? Вы приехали в чужой город, чё из себя хозяев жизни строите? Ты кто такой, чтобы к местной девке приставать? Я приеду в Батуми и буду сестёр твоих за руки хватать. Грязные слова буду говорить. Понравится тебе? Вы же всю Грузию позорите. Были у меня братья на войне, грузины. Таких людей поищи, не найдёшь. Настоящие герои. Погибли оба. В бою! Видели бы они вас подонков, что бы сказали, как думаешь?

Во мне снова гнев закипает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не дать ему по башке.

— Ты афганец что ли? Молодой больно, — хрипит Мамука и, помолчав, добавляет. — Мне