вздыхает.

— Знаешь, Наташ, — говорю я чуть помолчав. — Я же тебе рассказывал про свои «новые» воспоминания, которые у меня в последнее время стали появляться.

— Угу, — кивает она.

— Так вот… Они, конечно, нечёткие и обрывочные, будто я хорошенько подзабыл те события…

— И что там? Что в них такого, в этих воспоминаниях?

— Да знаешь… Сначала Черненко не было, а теперь он опять становится генсеком, причём, на значительно более долгое время…

— И… и что это значит?

— Он вообще-то Чурбанова в тюрьму засадит, прикинь. Причём, из политических соображений. Вроде мы столько всего сделали. Я столько всего Андропову рассказал, а результат… Остаётся ещё только Горби с Ельциным «вспомнить» на своих местах…

— То есть… ты хочешь сказать…

— Да, именно это я и хочу сказать, — мрачно киваю я. — А что если то, что предначертано, произойдёт в любом случае?

— Нет, не может такого быть, — трясёт она копной каштановых волос.

— Боюсь, мы находимся в таком положении, что не можем достоверно знать, что может быть, а чего быть не может.

— Нет, я верю, что ты можешь принести изменения, причём к лучшему.

— Хорошо бы, — киваю я. — Хорошо бы. Когда Мурашкины уезжают?

— Сегодня уехали, — грустно говорит Наташка и снова вздыхает. — Лена звонила попрощаться…

— А Наталья?

Наташка молча мотает головой. В груди разливается тепло и томление. Нужно что-то сделать, да вот только что? Что, твою дивизию сделать? Что за долбанная ситуация! Фак, как говорит наш идеологический соперник…

Я быстро встаю и подхожу к телефону. Звоню в казино. Трубку снимает Лида.

— Лид, привет, это Егор. Есть там грузин этот, Джон?

— Да, здесь трётся.

— А Цвет?

— Тоже здесь.

— Позови и того, и другого. Поговорить хочу. По одному только.

— Кого первого?

— Джона.

Она уходит и через минуту я слышу в трубке немного встревоженный голос:

— Да…

— Здорово, Джон Бон Джови.

— А?

— Привет, говорю. Здравствуй.

— Здорово, Бро.

— Давай, собирайся. Поедем смотреть твоих людей.

— Каких? — не врубается он.

— Как каких? Ты же мне сказал, что здесь трое ваших ошиваются. Сказал?

— А-а-а, ну, да, есть такие.

— Ну, я хочу на них посмотреть. Где они тусуются? Знаешь?

— Ну… не особо, конечно…

— Не понял, — мой голос становится холодным и неприветливым.

— Да, знаю я, знаю. Примерно. В ресторане они тут в одном.

— И что, их действительно трое?

— Да…

— Хорошо, Цвета позови к телефону. Он с нами поедет.

Поговорив, я вешаю трубку.

— Ты надолго? — спрашивает Наташка. — Мне тебя ждать или ложиться?

— Ложись и жди, — усмехаюсь я. — Нет не долго. Часок, я думаю, максимум полтора. Хочу к грузчикам прицениться.

— К каким? — не понимает она.

— Да, так. Потом объясню.

Джон стоит у гостиницы, а Цвета приходится ещё ждать минут пять. Я злюсь. Нет, не на Цвета. Просто бешусь, от того какая складывается ситуация. Хочу разрубить узел. Раз и готово! Одним ударом… А вместо этого мне приходится ждать и строить комбинации. Задолбало! Задолбало всё к хренам!

Когда всё закончится, нужно будет съездить отдохнуть. За кордон шеф меня не отпустит, но хотя бы здесь где-нибудь, пока бархатный сезон не кончился.

— Блин, я же недавно отдыхал, — говорю я вслух. — Надо же, забыл уже, будто и не было этого.

— Чего? — удивляется Джон.

— Ничего, мой друг, ничего.

Появляется Цвет.

— Здорово, Бро.

— Здорово. Погнали. Давай, прыгай к нам.

— Не, у вас тесно больно, я на своей тачке поеду.

Мы выезжаем на трёх машинах. Банда, блин. Едем смотреть трёх грузчиков. Я так думаю. Думаю, что они будут участвовать в засаде и убьют Наташку. Суки. Едем молча. Я не произношу ни слова, сжимаю кулаки, сжимаю зубы, в груди клокочет ярость. Ничего, ничего…

Едем долго, я даже не смотрю куда, глаза в пол, кулаки сжаты. Пар сбросить не удастся, но это ничего. Ничего. Ничего, бл*дь! Я на них просто гляну и запомню рожи. Вот и всё. Запомню и сразу узнаю, когда увижу в следующий раз. И Цвет пусть запомнит.

— Давайте здесь встанем, — предлагает Джон. — чтобы в глаза не бросаться, а то три «Волги» подозрительно выглядят.

— Останови, — говорю я Алику. — Чё это за херня? Это и есть твой ресторан?

Перед нами дешёвая забегаловка в первом этаже жилого дома. Огромного панельного дома. Ночь, спальный район, человейник. Судя по публике, кружащей рядом, категория не самая высшая.

— Да, это и есть, — подтверждает Джон. — Там поваром наш грузин работает из Тбилиси тоже.

— Понятно, — недовольно говорю я. — Ну, и где они?

Открываю дверь и выхожу в прохладу ночи. Из соседней машины выбирается Цвет. Джон высовывает голову в окно, оставаясь в тачке.

— Нахера они тебе сдались? — спрашивает Цвет.

— Рожи хочу запомнить, чтобы не лохануться в случае чего, понял? Ты тоже запомни, чтобы не подставиться.

Из дверей ресторана выходят трое кучерявых кавказцев. Внимания на нас не обращают, перебрасываются словами, ржут. С ними выходят ещё двое парней, но они сразу идут дальше, а эти остаются.

— Они? — спрашиваю я у Джона.

— Да, — кивает он. — Не надо, чтоб они нас видели.

— Мне похеру.

Я смотрю на них, молодых здоровых жеребцов, стоящих и гогочущих под фонарным столбом, и пламя, бушующее в груди, начинает вырываться наружу. Они мне ничего ещё не сделали… Но сделают. И Джон сделает. Да и в Цвете я не на сто процентов уверен. В этот момент я уверен только в китайском «ТТ» за поясом у Витька и в своих кулаках, зубах и ногтях.

Мимо них проходит девушка. Идёт торопливо, явно чувствуя себя неуютно рядом с этими гостями столицы.

— Эй, красавица! — окликает её один из троицы. — Слышь, да стой ты, стой тебе сказал!

Девушка шарахается в сторону, но он хватает её за руку. Она что-то говорит, пытается вырваться, но Дато её не выпускает. Её слов я не могу разобрать.

— Дато беленьких любит! — ржёт второй жеребец.

Сука.

Лица отсюда видны не слишком хорошо, но мне они кажутся совершенно отвратительными и мерзкими.