— Достаточно. Почти все.

Слух резануло едва различимое, на грани шепота:

— Ясно.

— Что?

— Ничего, — буркнул Ян угрюмо. — Не знал, что ты подслушивать научилась.

— Я и не собиралась подслушивать! — начала оправдаться Стася, испытывая стыд за свою выходку, но была остановлена коротким и непреклонным:

— Не важно, Стася. Уже не важно. Давай… просто помолчим.

— Помолчим? — хмыкнула она напряженно. — А ты не намолчался за эти годы? Если нет, то без проблем! Помолчим! Только сперва… отпусти меня!

Ноль реакции. Он лишь зубы стиснул и сильнее пришпилил ее к своей груди.

Но в отличие от него, молчать Стася больше не могла. Это было выше ее сил.

— Да, я подслушивала! — воскликнула она. — И слава богу! Ведь, наконец-то…

— Ну, узнала ты правду! — грубо осадил ее Ян. — Услышала то, что для твоих ушей не предназначалось! И что? Тебе от этого легче стало? Не так больно, быть может? Или это изменит что-то в твоей жизни? На что-то повлияет?

Возможно, ей просто показалось. Возможно, воображение разыгралось ни на шутку и дорисовало то, чего и в помине не было. Но… Ян почти не дышал, ожидая ее ответа. И напрягся до такой степени, что мышцы его буквально в камень превратились. Стася же, напротив, дышала часто и рвано. Крохотными глотками поглощала спасительный кислород, размышляя над его словами. И чем старательнее пыталась собрать мысли в кучу, хоть как-то проанализировать «новую» правду и свое отношение к ней — настоящее, искреннее, тем сильнее терялась в собственных эмоциях. Сердце твердило одно, а разум и опыт — совсем другое. И к чему прислушиваться, она не знала. Будучи не в силах сейчас выдать хоть что-то вразумительное, Стася медленно покачала головой. А спустя секунду тихонько обронила:

— Ты прав. Давай помолчим.

Его не пришлось просить дважды. Больше он не проронил ни слова.

Однако из своих рук не выпустил Стасю, даже когда они добрались до дома.

Никак не реагируя на уговоры и протесты, Ян отнес ее прямиком в ванную.

И только оказавшись там, аккуратно поставил Стасю на пол.

— Тебе нужно хорошенько прогреться, — пояснил, наполняя ванну горячей водой. — Вперед, Русалочка. Не стесняйся. Полотенце и халат в шкафчике.

— Это лишнее! Я…

— Не обсуждается! — отрезал Костров, сурово сдвинув брови. — Ты продрогла до костей. Губы синющие. Дрожишь вся. Давно не болела, что ли?

— Мне достаточно пледа и горячего чая.

— Будет тебе и чай, и плед, — тяжело выдохнул Ян. — Но позже. А теперь залезай! Либо ты сделаешь это сама, либо я запихну тебя в воду силой. Прямо в одежде. А ты меня знаешь — за мной не заржавеет. Решать тебе!

— Хорошо, — сдалась Стася, лишь в теплоте дома ощутив, до какой степени замерзла — и впрямь, зуб на зуб не попадал. — Спасибо. Дальше я сама.

Окинув ее задумчивым взглядом, Ян вышел. Заперев за ним дверь, Стася… нет, не кинулась в горячую воду. Обессиленно прислонившись к стене, она сползла по ней же вниз, ибо ноги ее уже не держали. В конечном итоге оказавшись на полу, Стася зажмурилась до белой ряби в глазах и вцепилась в собственные волосы заледеневшими пальцами. Прислушиваясь к тревожному стуку своего сердца, старалась дышать медленнее и глубже. Сказать, что ей было паршиво — ничего не сказать. На душе кошки скребли. Сердце кровавыми слезами обливалось. Подслушанный разговор выбил ее из колеи. И без конца прокручивая его в памяти, словно заезженную пластинку, Стася лишь усугубляла ситуацию. Все сильнее и глубже увязала в трясине лжи, недоверия, недопонимания, обиды и внезапно открывшейся правды. Неожиданной и… разрушительной. С одной стороны, рассказ Яна казался ей редкостным бредом. Разве возможно нечто подобное не в слезливой мелодраме, а в реальной жизни? О, едва ли! Но, с другой… в глубине души Стася знала наверняка, что Ян сказал правду. Не стал бы он врать отцу. Даже под дулом пистолета не стал бы! И стоило хоть на секунду поверить его словам, представить, что именно так все и происходило, как… горло перетягивало болезненным спазмом. Воздух резко заканчивался в легких, а на глазах выступали слезы. От обиды. От чувства полнейшей безысходности. И от злости. Лютой. Неуемной. На него — за то, что врал ей, пусть и в благих целях. На себя — за то, что была глупой, упрямой и эгоистичной девчонкой.

И на ту суку, которая вообразила, что в этой жизни ей можно все. Даже играючи рушить чужие семьи ради своей прихоти. И как теперь ей, Стасе, жить дальше с этими знаниями? Как в самой себе разобраться, когда вокруг все до безумия зыбко и неоднозначно? Муж изменил, и не отрицает этого. Но в измене… вроде и виноват, а вроде и нет. И если виноват, то получил по заслугам! А если… если не виноват? Если сам стал жертвой обстоятельств? Наказывая его за эту самую измену, Стася позволила друзьям намять ему бока, подала на развод и… в конечном итоге скрыла от Яна свою беременность. А теперь получается, что наказание для него было неоправданно жестким? И она собственноручно вынесла Яну несправедливый приговор, утаив от него правду о дочери? Так получается?

«Господи… не дай мне сойти с ума! У меня уже мозги от всего этого плавятся! Что мне делать теперь? Как с ТАКОЙ… правдой смириться?»

Стася не знала. Потому и сильнее впивалась ногтями в кожу голову.

Потому и раскачивалась вперед-назад в позе душевнобольного человека.

«Где? Где этот чертов выход из этой чертовой ситуации? Где он?!»

Судорожно всхлипнув, Стася раздраженно смахнула слезы с лица.

Осторожно поднявшись, доковыляла до ванны (в которую все еще набиралась вода) и хорошенько умылась, приводя себя в порядок.

Поразмыслив секунду-другую, она перекрыла краны и убрала заглушку со сливного отверстия. Ей не хотелось нежиться в ванне. Ей хотелось… оказаться как можно дальше отсюда. Наедине с самой собой. Там, где сможет здраво мыслить. Там, где сможет хорошенько все обдумать и взвесить риски.

Убедив себя в этом, Стася вышла в коридор. Прислушалась — из гостиной доносились приглушенные голоса. Недолго думая, она направилась прямиком туда. И едва переступила порог, была оглушена радостным:

— Мамочка!

Настя кинулась к ней со всех ног и обняла за бедра. Стася же остолбенела заметив, что за секунду до этого она сидела на диване между Сергеем Алексеевичем и Яном. До ее прихода все трое увлеченно смотрели мультфильмы по телевизору. Вернее, мультфильмами была увлечена лишь Настюша. А Ян… таращился во все глаза только на нее. Будто знакомился. Изучал. С трепетом.