– Не знаю. Даже если я доложу нашему президенту о готовящемся ударе, вряд ли он заговорит об этом с председателем КНР. И даже если заговорит – вряд ли убедит не делать этого.

– Надо попробовать.

– Разумеется, я сделаю всё, что в моих силах. Однако нам надо быть готовыми самим решить задачу. Шанс есть.

– Второй «Ил»…

– Второй Пахомов, – позволил себе улыбнуться командующий ВГОР.

«Великий Поход‑16» стартовал ровно в назначенную минуту.

И на этот раз его провожал министр обороны, которого сопровождали те же лица, что и при запуске корабля с «Шандианом» на борту: товарищ Вань, генерал Сунь Чай и начальник космодрома Чжан Хайшэн.

Никаких торжественных речей не было. Заявление для прессы, в котором говорилось о запуске корабля с тремя тайконавтами «для монтажа дополнительного оборудования на станции «Тяньгун», сделал только один человек – заместитель начальника космодрома. В принципе заявление соответствовало истине, хотя «дополнительное оборудование» было специфическим – генератор электромагнитных волн «Шандиан», за работу которого и отвечали товарищ Вань, считавшийся разработчиком китайского «Харпа», и генерал Сунь Чай, директор национального исследовательского института.

«Шэньчжоу‑16» по конструкции ничем не отличался от предыдущего корабля, успешно стартовавшего несколькими днями раньше и поднявшего разобранный «Шандиан» на околоземную орбиту. Экипажу шестнадцатого «Великого Похода» предстояло снять с борта пятнадцатого изделие и смонтировать его в единое целое, пристыковав к запущенной недавно китайской станции. Поэтому экипаж «Шэньчжоу» состоял из двух инженеров, специалистов в области конструирования радиоаппаратуры, принимавших участие в создании «Шандиана», и командира корабля Ли Чхонли, уже побывавшего в космосе.

Министр обороны занял своё кресло, отсчёт пошёл, корабль медленно пополз в небо на столбе огня.

Через час он вышел на расчётную орбиту.

Вздохнувший с облегчением Чжан Хайшэн начал было пространно докладывать Лю Фунчэну о радостном событии, но министр перебил его:

– Слишком медленно поднимается ракета, надо быстрее!

Переглянувшиеся спутники министра спрятали улыбки. Лю Фунчэн в прошлом заканчивал институт военного менеджмента и понятия не имел о принципах ракетного строительства, но возражать ему не стоило.

– Будем стараться, господин министр! – вытянулся Чжан Хайшэн.

После того как Лю Фунчэн покинул космодром, Сунь Чай, оставшийся в зале управления, связался с тайконавтами:

– Тонгши, поздравляю, но ситуация изменилась. Изделие должно быть собрано за шесть дней, ко дню рождения председателя. Поэтому никаких отдыхов, никаких послаблений, особый режим, отдохнёте дома. Как поняли?

Тайконавты всё ещё находились в скафандрах, пристёгнутые к ложементам стартовых кресел, и ни переглянуться, ни показать радостные лица не могли, и за всех ответил командир корабля Ли Чхонли:

– Сделаем всё возможное, товарищ генерал!

– Надо сделать всё невозможное, – проворчал начальник космодрома.

Забежать домой после возвращения с Камчатки не удалось, и Афанасий, безумно соскучившийся по жене, смог лишь позвонить ей и пообещать приехать, как только подвернётся случай.

Зато после разговора с Семёновым ему представился случай навестить Олега, содержащегося в общевойсковой камере предварительного заключения (майор оказался первым и единственным заключённым на весь блок, рассчитанный на десятерых провинившихся), и Афанасий поспешил этим случаем воспользоваться.

Его провели в неприметное одноэтажное здание, стоявшее за ангарами базы, показали на первую же дверь под номером «02»:

– Здесь.

Он поднял руку, собираясь постучать, и провожатый – пожилой усатый дядечка в камуфляже без погон – усмехнулся.

– Это КПЗ, товарищ полковник, а не квартира. Стучаться сюда всё равно что стучаться в спальню жены.

Афанасий оценил юмор провожатого, усмехнулся в ответ.

С настоящим тюремным лязгом обитая железом дверь камеры открылась, и Афанасий оказался в небольшом помещении, где у стен стояли две койки, привинченные к полу, одна – накрытая серым одеялом, вторая – сверкающая белыми простынями и подушкой. В помещении, скупо освещённом небольшим оконцем под потолком, стояли столик, также привинченный к полу, два стула и две тумбочки. Параши не было, и гость чуть позже разглядел дверцу, ведущую в туалетный блок. Больше всего камера напоминала больничную палату: чисто, свежо, воняет краской, стены покрашены в светло-салатовый цвет, потолок белый, настольные лампы, газеты и журналы на столе. Здесь и должны были отбывать наказание не зэки-киллеры и бандиты, а нарушители военной дисциплины, и камера лишь подчёркивала ограничение свободы, а не будущий суровый приговор.

Олег лежал на кровати слева, прямо на простынях, в одежде, отвернувшись к стене. На звук открывающейся двери он не отреагировал.

– Привет, – сказал Афанасий, останавливаясь посреди комнаты. – Загораешь?

Несколько секунд Щедрин лежал в той же позе, потом чуть повернул голову, но остался лежать.

– Чего пришёл?

– Задать один вопрос, – сдержанно сказал Афанасий.

– Только один?

– Одного достаточно.

Олег долго молчал, по-прежнему пряча лицо.

– Спрашивай.

– Что тебе пообещали?

Молчание, тяжёлое и холодное, как талая вода.

– Ничего…

– Врёшь, ты бы не пошёл на это, не имей надежды на решение проблемы. Я знаю, что ты любишь Дуню и ради неё готов на всё. Так что тебе предложили?

Молчание.

– Я всё рассказал следователю.

– Мне скажи.

– Ты не поймёшь.

– Я-то как раз и пойму… да и Дуня тоже.

– Счастливый несчастного не разумеет.

Афанасий покачал головой:

– Не все несчастные становятся предателями. Да и не знаешь ты, что такое счастье.

– А ты знаешь…

– Как сказал один умный товарищ: счастье – это когда в доме нет больных, в тюрьме нет родных, среди партнёров нет гнилых, а среди друзей – врагов. Не согласен?

Олег не ответил. Да и не мог он внятно объяснить свой поступок, несмотря на желание увести жену друга. Надо было сойти с ума, чтобы пойти на предательство.

Возле КПЗ Афанасия встретил Дохлый.