— Бессмертным — однозначно.

— Я хочу пить, есть, у меня отваливаются ноги, но всё равно кажется, что ещё немного и взлечу над этой дорогой.

— Это чудо голодания, Тоня.

— Это просто чудо, Амелин. Всё это, — я распростёрла вперед руку. — Всё-всё чудо.

Он улыбался, кивая в такт песни.

— Я веду себя глупо?

— Ты ведешь себя непривычно.

— Что со мной не так? — потянув за рукав, я остановила его.

Мы уставились друг на друга. Я ждала, что он поцелует, и мы окончательно помиримся. Но вместо этого он сказал:

— У тебя сейчас очень-очень зелёные глаза.

— Зелёные, как вон та ёлка? Как трава? Как папоротник?

— Зеленее всего зелёного, — мне показалось или в его голосе прозвучала скрытая грусть. — Они такие сияющие и счастливые, как будто ты влюбилась.

— Тогда не смотри, — я зажмурилась и подставила губы для поцелуя, но он поцеловал в щёку.

— Ты всё ещё обижаешься на что-то непонятное?

— Нет, конечно. На что мне обижаться?

— Вот и я не понимаю. Но чувствую. Ты мне сам говорил, что нужно открыто рассказывать о том, что тебя тревожит. Так, что тебя беспокоит? Только честно.

Он занавесился волосами.

— Просто устал.

— Ну это ерунда, сейчас дойдем куда-нибудь и отдохнем.

— Нет. По-другому устал. Как будто несу, несу что-то тяжелое и вот-вот надорвусь.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам не знаю. Просто чувствую, что устал.

— Костя… — я потрясла его за руку. — А ну быстро развеселись. У меня такое отличное настроение, как ты не понимаешь?!

Он широко покачал нашими руками.

— Так нормально?

— Нет! Давай, танцуй!

Приближения автобуса никто не слышал, он вырулил из-за поворота, как призрак.

Высокий, серебристо-серый, туристический, с огромным нижним отсеком для багажа.

Заметив его первым, Амелин отдёрнул меня на обочину. Я помахала автобусу рукой.

Лёха с Тифоном выскочили прямо перед ним, яростно жестикулируя.

Автобус медленно притормозил и, пока отодвигалась улиточная дверь, мы все, кроме Ярослава, успели слететься к нему.

Держась за поручень, к нам по лестнице спустился низенький лопоухий и круглоглазый мужичок в тонкой белой рубашке с коротким рукавом. На голове у него была плетёная шляпа с лентой.

— Вам куда, детвора?

Тифон только снявший маску, весь красный и взмыленный, утерся широкой ладонью.

— Возьмите, пожалуйста, мы заплатим. До любого цивилизованного места, где можно поесть и позвонить.

— Мы в лесу заблудились, — крикнул из-за его спины Лёха. — Ещё вчера. Дайте глоток воды, умоляю!

— У нас девушка уже еле идёт, — Тифон кивнул на меня.

— Я это заметил, — мужичок лукаво хихикнул.

Конечно, ведь, когда автобус подъехал, мы с Амелиным плясали прямо посреди дороги.

— Мы домой едем. Это не город. Но еда и связь там есть.

— Без разницы куда, — заверил Тифон.

— Едем, едем, — заторопил его Лёха, подталкивая в спину.

— Тогда проходите, — мужчина посторонился. — Мест полно.

В салоне автобуса находилось человек пятнадцать. Немолодые мужчины и женщины туристического вида. Мы поздоровались и прошли в самый конец, где никто не сидел.

Пока шли через салон, пассажиры заметно оживились и засыпали нас вопросами: Сколько нам лет? Откуда идём? Автостоперы ли? И всё в таком духе.

Кресло показалось мне самым мягким автобусным креслом в мире. Я забралась к окошку, Амелин за мной. В ту же минуту неизвестно откуда в руках у меня появилась бутылка воды. Кондиционер дул в лицо, у водителя играла музыка, кто-то на первых рядах негромко подпевал:

«Издалека долго

Течет река Волга,

Течет река Волга,

Конца и края нет.

Среди хлебов спелых,

Среди снегов белых

Течет моя Волга

А мне семнадцать лет…».

Амелин взял мою руку в свою и мы тут же уснули.

Место, в которое нас привезли, напоминало большую деревню, но не такую, как у Амелина, Якушина или у бабушки Лизы. Все домики были чистенькие, аккуратненькие, с цветочными горшками на подоконниках и тюлевыми кружевными шторками. Невысокие заборы частоколом, распашные калитки, ровные дорожки и резные крылечки.

Повсюду охапки цветов. Георгины, астры, огромные садовые ромашки, прямо Томас Кинкейд в отечественных реалиях.

Но больше всего меня поразила музыка, ненавязчиво игравшая в развешанных на столбах вдоль дороги динамиках. Такая же, как в автобусе: из далёких советских времен.

Пока мы удивленно озирались спросонья, к нам подошла коротко стриженная женщина в спортивном костюме и большущих очках и сказала, что отведет в столовую.

В полной уверенности, что попали на какую-то базу отдыха или пансионат, мы двинулись за ней. Однако по дороге нам встретилась гурьба детей лет шести-десяти лет с собакой на веревке. Они топали за нами по пятам и разглядывали, как межгалактический экипаж, только вернувшийся с задания.

Вечерело. Но солнце всё ещё раскидывало повсюду переливающиеся лучи.

Столовая располагалась в просторном деревянном доме и, как только мы вошли, от запаха овощного супа и котлет у меня так громко заурчало в животе, что Ярослав обернулся.

Столы были расставлены в три ровных ряда и покрыты белыми скатертями, на одном из них выставлены пять стаканов с розовым компотом и корзиночка с хлебом.

Женщина кивнула на тот стол.

— Вам уже приготовили. Скоро общий ужин, так что поторапливайтесь.

Лёха кинулся за хлебом, но она его остановила:

— Берете подносы и подходите к тёте Вале, — женщина указала на прилавок, за которым возилась дородная повариха.

Увидев нас, тётя Валя расплылась в широченной улыбке. Два зуба у неё были золотые.

— Надо же какие гости! Добро пожаловать.

Похватав пластиковые подносы, мы выстроились в очередь, как в школе.

Меня выпихнули первой. Из огромного чана тётя Валя налила в глубокую тарелку суп и поставила мне на поднос.

— Это откуда вы такие будете? — с задорным блеском в глазах поинтересовалась она.

— Из Москвы, — ответила я.

— С самой Москвы? Ну, надо же! И как там Москва поживает?